Повесть "Крайний коп"

Приветствую Вас, коллеги!
На данном ресурсе также выкладываю свою повесть.....
Кто не успел прочитать - милости просим

 

Привет, Виталий

 

Глава 1

В дверь барабанили. Даже не барабанили, а по-настоящему грохотали так, что дверной косяк ходил ходуном, а грохот разносился на весь подъезд, отражаясь и усиливаясь стенами. Миша с трудом разлепил глаза, бессильно пытаясь отмахнуться от шума. Окно комнаты было раскрыто, и сквозь легкие шторы проникал яркий теплый свет утреннего летнего солнца. В глубинах квартиры было тихо, такая же сонная тишина царила и снаружи, во дворе дома, куда выходили окна. Утренняя идиллия была бы совершенной, если бы не этот дурацкий грохот возле входной двери. В нее вновь настойчиво затарабанили. Заколотили на этот раз так, словно за дверью стоял не просто неожиданный утренний гость, а многокопытное здоровенное существо, каким-то образом умудрявшееся одновременно бить всеми своими конечностями в железную дверь квартиры. «По башке себе постучи!», - подумал Миша и, нехотя откинув с себя плед, заставил затекшее за ночь тело принять полугоризонтальное сидячее положение. Виновник утреннего дверного боя, словно услышав мишины мысли, затих. Затих и Миша, потирая ладонями лицо, поводя не проснувшимися еще конечностями и все еще надеясь, что гость удалился восвояси. Спустя секунду многокопытный пришелец решил возобновить атаку на дверь, добавив для пущей убедительности к стуку долгую трель дверного звонка. Мишин просыпающийся разум мгновенно озадачился вопросом, каким местом гость умудряется нажимать кнопку звонка, если все конечности задействованы в процессе производства стука. Хмыкнув, Миша встал с кровати, и, нарочито громко шаркая ногами по полу, отправился в одних трусах в коридор открывать.

Железный грохот двери, сопровождаемый теперь пронзительными трелями искаженной хриплым дверным звонком «Калинки-Малинки» не прекращался ни на секунду. Шаркая еще усерднее, чтобы потусторонний дверной дебошир услышал его шаги и прекратил приступ, Миша гаркнул: «Хорош ломиться, иду!». За дверью стихло. Преодолев остаток расстояния до входной двери уже в благодатной тишине, Миша повернул ключ в замке и потянул ручку вниз. А дальше дверь начала стремительно распахиваться, поддаваясь энергичному напору извне, а не снаружи, и успела распахнуться ровно настолько, чтобы в образовавшуюся прореху смогло стремительно просочиться хилое тело Ваньки.
- Здорово, Михан! - с порога завопил он, без ложной скромности отодвигая своим туловищем Мишу. – Офигел что ли так долго открывать? Меня эта пенсия Андреевна из восьмой квартиры чуть не запалила! Ты че, еще дрыхнешь? Ну, ты даешь! А есть чо пожрать? Слушай, курить охота, мрак вообще! – верещал Ванька, не задерживаясь ни на мгновение и устремляясь по коридору мимо Миши в ту сторону, где в квартире располагалась кухня, по ходу своего движения распинывая стоящую в прихожей обувь.
- Да я только…, - пытаясь сообразить, какой из выстреленных Ванькой ответов требовал наиболее быстрого ответа, пробубнил Миша.
- Во, ништяк, картошечка! Пойдет! А кофе в этом доме есть? – жизнерадостно вопил уже с кухни Ванька.
Одновременно с воплями до мишиного слуха доносились не менее жизнерадостные звуки: звяканье тарелок, стук дверцы холодильника, шум воды из крана, набирающейся в чайник. Странно, Миша не успел преодолеть еще и полпути до кухни, а его гость уже развернул там бурную деятельность, словно действительно был многорук и многоног.
- Ну где ты там телишься? Я к тебе по делу! На сто лимонов! – новая тирада выстрелила Мише прямиком в отходящий ото сна мозг.
Ванька уже взгромоздился с ногами на хлипкую табуретку возле кухонного стола, умудрившись сложить свои длинные конечности на манер индийских йогов. Перед ним на столе стояла сковорода с остатками жареной картошки, крышка от нее теперь за ненадобностью сиротливо ютилась в раковине, на подоконнике за Ванькиной спиной пыхтел, раскочегариваясь, электрический чайник.

Миша, отступая под напором Ванькиной неуемной энергии, протиснулся между столом к раковине и встал там, составив компанию крышке от сковороды. Ванька человек, конечно, неплохой, но уж больно суетной, все у него быстро, бегом, аж подошвы горят на асфальте от ускорения. Если Мишин организм еще мог как-то мириться с мощным потоком Ванькиного оптимизма, то разум все же протестовал. Мучительно хотелось курить, и еще спать – зевота отчаянно разводила Мишины челюсти, ломая все оплоты сопротивления и воспитания. Нашарив возле газовой плиты спички и взяв со стола сигареты, Миша закурил, автоматически отметив, что Ванька тоже успел приложиться к его пачке сигарет, изъяв оттуда сразу две штуки, которые сейчас заботливо были отложены Ванькой на безопасное расстояние – на подоконник.
- Иван, притормози, а? - слабо потребовал Миша. – Прошу. Дай хотя бы покурить спокойно. А ты пока поешь и выпей кофейку. Успеешь рассказать. Ведь не пожар?
- Ну… не пожар, - не слишком охотно согласился Ванька.
- Вот и славно. Ешь, давай.
Миша протиснулся за Ванькину спину, дотянулся до вскипевшего и утихомирившегося чайника, взял его и аккуратно переместил из зоны Ванькиной турбулентности на свою территорию покоя у раковины. Сыпанув в чашку растворимого кофе и на глазок добавив туда же сахара, плеснул кипятка, щедро добавил молока и, сделав очередную затяжку, отпил большой глоток. Проглотил, зажмурился и стал с удовольствием прислушиваться к ощущениям собственного организма, благодарно принимающего в свои недра горячий сладкий напиток вперемешку с горьким табачным дымом. Сонливость сдавала позиции. Так, отпивая из кружки после каждой затяжки, Миша стоял, опершись задом на раковину и рассматривая взъерошенного и расхристанного Ваньку. Интересно было наблюдать, как утренний пришелец штурмует теперь залежи жареного картофеля с тем же усердием, с которым семью минутами ранее штурмовал входную дверь. «Вот ведь какой правильный человек», - думал Миша, глядя на то, как стремительно обнажается дно сковороды, - «И ведь как правильно в нем всё устроено: истратил кучу энергии, ломая мне дверь, а теперь так же рачительно эту самую энергию пополняет!». Ванька и правда не жалел сил на борьбу с едой, активно и сосредоточенно перемещая ложку от дна сковороды к своему рту и обратно.

 

Глава 2

Ванька был среднего роста, но весьма тощего сложения. Весь он был какой-то поджарый и сплошь острый. Даже сквозь вытянутые на коленях потертые джинсы было понятно, что штанины свободно болтаются по всей длине ног, венчаюшихся непропорционально крупными ступнями. Этой своей несуразностью он напоминал Мише чучело аиста, которое тот видел в городском музее: тело вроде нормальное, а ноги длинные, прямые и тонкие, да еще и приколоченные внизу к деревянной тяжелой и широкой подставке. Впрочем, Ванька по этому поводу не комплексовал, наоборот, даже ставил такое строение собственной анатомии себе в плюс, на насмешки ржал: «Зато я по болоту могу ходить и не проваливаться!». Он вообще был человеком большого жизненного задора, оптимизм из него так и изливался на всех вокруг, хотели этого окружающие или нет. Правда, не всегда этот оптимизм был оправданным и имел под собой хотя бы какую-то причину, но Ваньке это не мешало настойчиво делиться им с теми, кто попадал в его поле досягаемости.

Миша знал, что поводов для столь радостного отношения к жизни у Ваньки совсем немного, тот был из не самой благополучной семьи, отец давно умер, мать частенько приходила домой навеселе, либо не приходила вовсе, а старшая сестра, рано взвалившая на себя всю домашнюю бытовуху, превратилась в сущую стерву, пилившую Ваньку денно и нощно за его безалаберный образ жизни. Честно говоря, пилить было за что: с работой Ваньке откровенно не везло… или работам не везло с Ванькой. Не то чтобы он не умел или не хотел работать, вовсе нет. Просто так уж он был, видимо, устроен, что ни на одной работе не задерживался дольше, чем на месяц-два – его или увольняли, или он увольнял себя сам, более не появляясь на наскучившем ему рабочем месте. Миша объяснял себе это тем, что Ваньке просто было тесно в рамках работы, среди установленных правил и распорядков, среди офисных стен и начальников. Его рвения быть «добытчиком» и «мужиком в доме» хватало ровно на пару месяцев в лучшем случае, а дальше наружу вырывался бунтующий Ванькин оптимизм, и срывал своего хозяина с места, как шквальный ветер срывает с голой ветки невесть как задержавшийся там лист, и нес, тащил, бросал в объятия новых идей, обстоятельств и мест. Миша поначалу всякий раз ждал, что вот это-то место, вот эта-то работа наконец станет тем причалом, к которому надолго прибьет лодку непутевого Ваньки, переживал за него при каждом новом отрыве, а потом смирился и просто наблюдал и ждал, какая новая идея или затея бросит Ваньку в свои авантюрные волны.

А того бросало от души. За последние полгода он успел побывать охранником на автостоянке, не добившись на этом поприще никакого успеха ввиду своей субтильности и узкоплечести. Затем затесался в ряды менеджеров магазина электронной и бытовой техники, откуда вылетел как пробка из бутылки с формулировкой «невнимателен, рассеян, компьютерно безграмотен». Потерпев фиаско как продавец, Ванька вознамерился пойти в частные фермеры, и даже целый месяц усердно посещал окрестные поля и коровники, откуда сбежал сам, не вынеся, по собственному признанию, «бескультурья коллег, ядерной вонищи и злобно-озабоченных бычков». До настоящего утра Ванька работал курьером, развозил корреспонденцию частных мелких контор по вышестоящим организациям города. По мнению Миши, эта работа была словно создана для него: знай себе распыляй оптимизм на благодатную почву скучных офисов, да порхай радостной птахой по кабинетам, разбрасывая конверты с письмами, попутно заигрывая с секретаршами. Вот тебе и свобода перемещения, и никаких рамок или ограничений, кроме временных, да еще и деньги платят – идеальный вариант работы для такого человека, как Ванька.

Деньги ему нужны были всегда, но распоряжался ими Ванька тоже бестолково и безалаберно. Если деньги появлялись, то львиную долю мгновенно экспроприировала его сестра «на жизнь», а оставшаяся часть утекала как вода сквозь Ванькины пальцы. Подобных фактов бездарного расходования денежных средств Миша в биографии своего приятеля видел немало, и в памяти до сих пор были свежи несколько последних: покупка Ванькой старого раздолбаного мотоцикла не на ходу, приобретение на внушительную сумму удочек, спиннингов и снастей к ним, и бизнес-проект по продаже населению резиновых сапог. На мотоцикле Ванька хотел заниматься частным извозом, удочками и спиннингами планировалось удить рыбу в речке Умойке для прокорма семьи и продажи рыбных излишков на рынке, а резиновые сапоги по замыслу автора идеи должны были улетать «как горячие пирожки» ввиду почти полного отсутствия в родном Чапыжинске асфальта. Однако жизнь очень скоро внесла свои суровые коррективы в начинания Ваньки: население города явно не испытывало острой нужды в услугах мотоциклетного такси, предпочитая пересекать 6 чапыжинских улиц на своих двоих, объемы улова в Умойке оказались планетарно далеки от промышленных и даже от скромных, а резиновые сапоги как-то некстати для Ваньки обнаружились в гардеробе каждого уважающего себя чапыжинца. Вот так и стали неработающий по-прежнему мотоцикл во дворе, куча разномастных коленец от удочек и перепутанные снасти в углу, а также гора одинаково безразмерных зеленых сапог в сарае печальными напоминаниями о рухнувших коммерческих проектах и напрасно истраченных деньгах.

 

Привет!)

 

Глава 3.

- Ну, говори теперь, что за суета с утра? Дома что-то случилось или на работе? – Миша поставил опустевшую кружку в раковину и решил сжалиться над Ванькой, которого прямо распирало изнутри.
- Не, дома все в ажуре, - отмахнулся длинноногий йог с табуретки, полностью проигнорировав как незначительную и не нуждающуюся в обсуждении ту часть вопроса, в которой говорилось о работе. – Тут другое! У меня к тебе реально дело на лимон!
Миша привычно про себя отметил, что за время Ванькиной трапезы дело обесценилось в сто раз, и изобразил на лице крайнюю заинтересованность, чем только подлил масла в и без того бушующее пламя энтузиазма. – Ну, давай выкладывай свое дело.
- Михан, помнишь, я у тебя в марте денег занимал? Десяточку? Помнишь, рассказывал тебе про свою темку?
- Как не помнить, конечно, помню. Деньги-то поди немалые, - отреагировал Миша. Он в самом деле помнил про факт беспроцентного займа, выданного им Ваньке, но вот под какой очередной прожект тот их у него выпросил – из памяти стерлось.
- Да ты не боись, я про долг помню, и деньги отдам, раз обещал, я свое слово держу. Но щас не об этом. Я не про деньги пришел говорить, а темой своей с тобой как с другом поделиться. Бескорыстно, на партнерских началах! Можно сказать, выгодное дельце тебе предлагаю!

«Выгодное дельце» из уст Ваньки для неподготовленного слушателя прозвучало бы вполне невинно, но Миша, как свидетель краха всех предыдущих схем обогащения, насторожился.

– За доверие благодарю, но сначала хотелось бы ясности в деталях. Понимания бизнес-процесса, так сказать.
- Короче, Михан, дело стопудовое! Первоначальные вложения минимальные, штук 15-20 рублей…
- Ни хрена себе минимальные, - выдохнул Миша.
- Да ты дослушай! Бубнить потом будешь, если захочется, что вряд ли. Значит, если ты забыл, я напомню: ту десяточку, что я у тебя в апреле…
- В марте.
- Ладно, в марте так в марте. В-общем я к той десятке добавил свою десятку скопленную и купил себе прибор!
- Какой еще прибор? Опять тебя в продажи бытовой техники понесло? - памятуя о краткой, но ослепительной менеджерской карьере Ваньки, уточнил Миша.
- Блин, да какая бытовая техника! Я прибор купил, металлодетектор, ну вещь такая, чтобы железо в земле искать! Ходишь, машешь им и ищешь! Если есть металл, он пищит, если нет – молчит, - жестикулируя в тесной кухне и изображая то ли прибор, то ли способ его применения, размахивал руками Ванька. Уровень энтузиазма в его крови определенно достигал взрывоопасного предела.
- Ну понял, прибор. Металлодетектор. Металлы детектировать. И что?
- Как так что? - осекся яростно жестикулирующий экс-фермер. Водопад энтузиазма на мгновение затих, как плотиной перекрытый неуместностью Мишиного вопроса. – Ну, нашел прибором сигнал – копаешь его лопатой. Извлекаешь из недр земли. Чё тут непонятного?
- Погоди, я главного не пойму – железо-то тебе это зачем? Ты решил заделаться сборщиком металлолома? Лавры алкашей покоя не дают? Или в тебе говорит желание составить им здоровую конкуренцию? - съехидничал Миша.
- Тьфу на тебя, Михан, я тебе дело предлагаю, а ты прикалываешься, - деланно оскорбился Ванька. – Я про железо просто так сказал, чтоб тебе понятнее было. Мне оно и даром не нужно. Я тебе предлагаю заняться приборным поиском реликвий, предметов старины, монет, сокровищ и кладов! Ходить по старине, искать потеряшки и закладухи, копать чешую и всякую там прикольную сопутку! Понял наконец, тормоз?

Из пылкой Ванькиной тирады Мишино ухо выцепило главное, отфильтровав непонятные для него термины типа «потеряшки», «закладухи» и «сопутка» и скоцентрировав внимание на вполне доступных пониманию «кладах» и «сокровищах». Теперь до него стало доходить. Вот, оказывается, почему Ванька прибежал такой взъерошенный и сидит на его табурете как на иголках. Вот, оказывается, на что он в начале весны занимал у него деньги. Вот, значит, куда он пропадает на все выходные с самого начала апреля. Теперь все постепенно становилось на свои места. Хм, сомнения в выгодности предложения продолжали терзать Мишу, уж больно настойчиво напоминали о необходимости осторожности маячившие в памяти образы запчастей от мотоцикла и горы резиновых сапог. И вся ситуация, и сама кандидатура Ваньки требовали дополнительных деталей, информации, чтобы понять схему целиком и сделать хоть сколько-то определенные выводы.

- Иван, в общих чертах мне понятно, но изволь изложить весь процесс до конца. Не рыбу ловить предлагаешь все-таки, - не удержался от легкого укола Миша.
Ванька закатил глаза с притворным раздражением. – Ну ты и тугодум, Михан. Впрочем, все новички сначала в этом ничего не смыслят. Я тоже поначалу тупил, а потом втянулся в процесс. В-общем, слушай и запоминай…

 

Глава 4.

В течение последующих двух часов Ванька взахлеб посвящал Мишу в таинства «приборного поиска» и «металлодетекции». Неистово жестикулируя и беззастенчиво поглощая кофе и Мишины сигареты, он с упоением рассказывал о характеристиках разных приборов, потом вдруг перескакивал на описание пейзажей и романтику поездок на коп, стучал себя кулаком по груди и по подоконнику, уверяя в наличии несметных богатств прямо под ногами, которые лишь только ковырнуть лопатой, сокрушался о дороговизне хороших подробных карт, и еще о сотнях разных вещей.

Многое из сказанного Миша по-прежнему не понимал, терминология была ему непривычна, но с удивлением он чувствовал, что в его душе появляется смутное, но все более возрастающее ощущение причастности к чему-то тайному, интересному, ранее не изведанному. Словно он подхватил от Ваньки какой-то штамм вируса энтузиазма, который теперь начинает наполнять и его при мысли о просторах полей, о дальних, давно сгинувших в небытие деревнях, о заброшенных церквях и монастырских подвалах, о романтике ночевок в поле у костра после дня копа, о найденных кладах, монетках и вещицах, которые когда-то, целые века назад, держали в руках люди, жившие совершенно в другой эпохе, при царях и императрицах, обо всем этом таинстве, к которому можно запросто прикоснуться, стоит всего лишь принять предложение Ваньки. А при мысли о «кладах» и «сокровищах», упомянутых в разговоре, Мишино воображение из глубин памяти услужливо подсовывало красочные картинки, виденные им когда-то в фильмах про пиратов: раскрытые окованные сундуки с горами золотых монет, нитями жемчужных цепей, массивными перстнями с самоцветами, огромными кубками, украшенными драгоценностями и затейливыми рисунками.

Впрочем, рассудок тут же вылил на разгоряченное воображение ушат холодной воды, справедливо заметив, что никаких флибустьеров отродясь не бывало и не могло быть в фарватере узкой и мелкой Умойки, от которой до ближайшего моря пара тысяч километров. Однако, картинки «кладов» покидали сознание неохотно, и заинтригованный Миша осторожно поинтересовался:
- Ну, а ты сам-то уже находил чего-нибудь?
- А то! - Ванька воодушевленно распрямился на табурете, словно весь разговор только и ждал этого вопроса, и суетливо полез в карман джинсов. – Во, зырь! Это из свежего, - вывалил он в руку Миши тяжелый большой кругляш.

Миша рассматривал медную монету, лежащую у него на ладони. Темно-коричневая, толстая и увесистая, она ощутимо оттягивала руку какой-то приятной и теплой тяжестью. Странное это было чувство – держать в ладони частицу давно ушедшей эпохи, ощущать удивительную раздвоенность, осознавая, что вокруг тебя, куда ни плюнь, двадцать первый век, а в руке – век восемнадцатый. Цифры на монете сообщали – 1785, в центре переплетался затейливый вензель, в рисунке которого просматривалась ажурно выведенная буква Е, обрамленная по сторонам венками. А на обратной стороне Мишин взгляд приковал двуглавый имперский орел над лентой с надписью «пять копъекъ».
- Пять копеек, - медленно прочитал Миша, не сводя глаз с монеты и как бы привыкая взглядом и памятью к старым буквам Ъ в слове «копеек».
- Угу. Катин пятак. Ка Эм. Скажи же, офигенный сохранчик, - подавшись на локтях через кухонный стол к монете в Мишиной ладони, каким-то благоговейным полушепотом сказал Ванька. - Ка эм это тебе не Е Эм, Михан.

Миша снова мало что понял из сказанного, но догадался, что «сохранчик» - это от «сохранность», состояние монеты. Оно действительно было таким, словно монета не пролежала более двухсот лет в земле, а только что выпала из кошелька какого-то проезжего купца прямо в ладонь Мише. У двуглавого орла было видно каждое перышко в крыльях, просматривались орнаменты на коронах над его головами, в центре герба всадник убивал копьем крылатого змея. А «Катька», упомянутая Ванькой – это, стало быть, императрица Екатерина. Взвесив монету на ладони еще раз, про себя повторил: «Пять копеек, 1785 год, Ка эМ.». Отдавать монету ужасно не хотелось, Мише хотелось продлить радость пусть и временного обладания ею, подержать еще, порассматривать под разными углами, изучить узор на краях монеты, но Ванькина рука уже материализовалась возле его ладони, и увесистый кругляк проворно исчез из поля Мишиного зрения.

- Ну как? Круто же, скажи! - Ванька заглядывал Мише в глаза.
- Дааа… сильно, - после паузы протянул он в ответ.
- Ну вот, брат, я тебе и говорю – давай вместе копать, скоро и у тебя такие находки будут! Вместе и веселее, и интереснее, и я уже опытный, научу тебя всему, ничего сложного!, - контрольным выстрелом добил Ванька Мишины сомнения. – Деньги есть? Айда за прибором, хорош рассиживаться!

 

Ребят, кто читает хоть тут? Оставляйте хоть комментарии какие то, уважаемому автору надо видеть, опубликовывать ли дальше главы......

 

Мне понравилось, хотелось бы продолжения

 

Книга отличная, Дим. Я ее прочел на другом ресурсе, где выкладывалась частями. Заодно и правилась по комментам читающих. А вот не читавшим - рекомендую.

 

Глава 5.
Они вывалились на полуденный летний свет и не сговариваясь заморгали, на мгновение ослепнув после сумрака подъезда. Проделав по инерции пару шагов, Миша и Ванька очутились в зоне бдительности пенсионерки Андреевны, одиноко дежурившей на скамейке у подъездной двери.
- Ага, опять шастаете! - триумфально возвысила голос Андреевна, мгновенно оценив добычу. – Не успеют в подъезде прибрать, как эти тут как тут, лазают, курят, дрянь всякую разбрасывают! Кто такие?
- Здравствуйте, Антонина Андреевна, - четко и почтительно поздоровался Миша.
- …дрссьти…, - процедил Ванька.
- А, это ты, Михаил, - успешно завершила Андреевна первую фазу опознания своих жертв. – А с тобой это кто? Укропов чтоль? Ванька? И чего ты тут крутишься опять! Отца на тебя нет ремня всыпать, всё из матери веревки вьешь и лоботрясничаешь! Сестру хотя бы пожалел! Так поди и сидишь на её шее, или устроился наконец на работу?
- Устроился, - буркнул Ванька, дергая Мишу за локоть по направлению к выходу из двора. – Киллером работаю, неплохие деньги плотют!
- Попререкайся мне еще! Все участковому расскажу! - неслось вслед с наблюдательного пункта Андреевны.

Усилиями Ваньки Миша был отбуксирован на безопасное расстояние, и теперь оба ретировались, спешно покидая двор и стараясь как можно быстрее свернуть за угол, чтобы избавиться от сверлящего взгляда пенсионерки, уткнувшегося в их спины.
- Блин, Михан, нахрена ты с этой жабой раскланиваться начал! Знаешь же, что она меня ненавидит!
- Не тебя, Вань. Она вообще всех терпеть не может, кто моложе 70 лет. По ее мнению, все люди от 3 до 70 лет состоят в организованной преступной группе, которая только и занимается тем, что лазает по чужим подъездам и мусорит там. Ты не обращай внимания на нее просто, и не груби, ей же только это и нужно, чтобы зацепиться. Скучно бабке, вот и скандалит.
- Скучно ей, видите ли… да все равно, Миха, нефиг было любезничать с ней. Давай здесь улицу перейдем и пройдем через сквер, угол срежем.
- А куда хоть направляемся-то? - решил уточнить маршрут Миша.
- К Кабану зайдем, знакомому моему, он тут рядом живет, у него вроде прибор бэушный был на продажу.

Ванька вышагивал чуть впереди, смешно выбрасывая свои острые колени вперед, устремляя вслед за ними остальное туловище к конечной точке их совместного маршрута. Миша шел за ним, раздумывая о событиях сегодняшнего утра, размышляя, что вот уже и он как-то незаметно для себя самого попал в турбулентный поток, создаваемый Ванькой, и вот уже его завертело и закружило и понесло куда-то на одной волне с ним. И правильно ли он поступает, что взял из скопленной за последние полгода заначки десять тысяч и сейчас несет их какому-то неизвестному ему Кабану, дабы отдать их в обмен на прибор. Такая необдуманность и поспешность действий была нормой для Ваньки, но не для него. К деньгам Миша относился спокойно и вдумчиво, сказывалась, видимо, постоянная их нехватка и привычка зарабатывать только своим трудом. А с другой стороны, убеждал он сам себя, я ведь не на ерунду какую-то их тратить собрался, а на вполне определенную вещь. Это не вложение денег в сомнительный проект типа перепродажи резиновой обуви, а что-то другое, куда более значимое, что сложно сформулировать простыми словами. Если у человека появляется возможность прикоснуться к истории, увидеть воочию и подержать в руках что-то, сокрытое от глаз многие века, за эту редкую возможность надо, наверное, платить, говорил сам себе Миша. Это ведь лучше, чем прогулять все деньги в кабаке, или забить на них продуктами холодильник, или даже купить новый телевизор. Все эти цели кажутся мелкими в сравнении с возможностью оказаться ближе к истории, скрытой в земле, и не идут ни в какое сравнение с перспективой найти «клад», о которых так горячо рассказывал Ванька. Кроме того, можно ведь считать эти расходы на прибор либо вложением в интересное хобби, либо вложением в перспективу найти настоящий клад. Как ни крути, и то, и другое стоит того, чтобы раскошелиться.

Свою заначку Миша пополнял последние полгода. Работая в компьютерной фирме, он получал ежемесячную зарплату, и еще зарабатывал «левые». Давно и легко научившись разбираться во всех этих мамках, процах, видюхах, Миша скоро с удивлением обнаружил, что стал нарасхват. Приятели и их приятели, знакомые и знакомые знакомых нашли в его лице представителя скорой компьютерной помощи, и вызывали его на дом для оказания соответствующих услуг. Миша не отказывал, приходил и чинил, перебирал, чистил, менял, настраивал, переустанавливал, обновлял, подключал. Ему это было совсем не сложно, свободного времени полным-полно, в многообразии компьютерного железа и софта он чувствовал себя как рыба в воде. При этом не грубил клиентам, не завышал цену, и не приходил к ним с запахом перегара. Клиенты это ценили и благодарили Мишу денежными вознаграждениями и рекомендациями другим своим знакомым. Он даже подумывал уйти с работы и открыть свою маленькую фирму из себя самого, дать объявление в единственную местную газетку и ездить на частные вызовы, зарабатывая тем самым деньги, но все как-то не доходили руки, или просто пока не хватало решимости.

Однако в последнее время задумываться об этом приходилось все чаще – дела в фирме шли хуже день ото дня. В услышанных краем уха разговорах директора с бухгалтером Миша несколько раз слышал о «процентных займах», «кредиторах», затруднениях с уплатой налогов и о вероятности проверок. А тут еще пришло лето, наступил традиционный для этого времени года спад продаж, клиенты и заказчики разъехались по отпускам и дачам, сидеть летом возле монитора желающих было совсем мало, продажи резко упали, а вместе с ними рухнули и зарплаты в фирме. Директор, невысокий плотный человечек монгольской внешности с хитрющими глазками, всякий раз в день зарплаты сокрушенным тоном рассказывал о том, что фирма испытывает «некоторые затруднения», уговаривал «туже затянуть пояса», обещал, что «все это временные явления» и «все вскоре наладится». Однако, такие увещевания скорее только вредили и свидетельствовали о приближающемся крахе фирмы, нежели настраивали работников на позитивный лад. Крах действительно был неотвратим, судя по тому, как часто и легко стали увольняться люди – как по своей, так и по инициативе начальства. И пусть директор округлял свои узкие восточные глаза в избыточном желании показаться искренним и переживающим, программа по «затягиванию поясов потуже» продолжала работать, с каждой неделей неумолимо сокращая и без того невеликий штат фирмы. Миша понимал, что рано или поздно День Затягивания Поясов наступит и на его улице, морально давно уже был готов к этому, и бережливо наполнял свой собственный стабилизационный фонд в виде заначки. С его работой в фирме все уже было понятно - еще месяц-другой, и он пополнит ряды тех, кому директор посочувствует в своем кабинете, скажет набор дежурных фраз о «сложности ведения бизнеса в столь непростое кризисное время», суетливо сунет свою маленькую потную ладошку для прощального рукопожатия и выставит вон.

Так стоит ли бежать от неизбежного?, - так думал Миша, шагая за Ванькой. На улице только-только начиналось лето, впереди целых три, а то и четыре месяца тепла, солнца, футболок и шорт, пляжа, речки, свободы! А если ко всему этому прибавить еще и неожиданно свалившееся на него сегодня утром предложение, то лето вообще обещает быть незабываемым! Значит, жизнь налаживается. По крайней мере до сентября. Деньги какие-никакие у него есть, звонки и заказы от знакомых осенью возобновятся, а там, может быть, и правда свою фирму удастся открыть.

 

Глава 6.

- Слышь, Михан, я с Кабаном сам буду говорить, - нарушил молчание Ванька. – Он человек…эээ… своеобразный… творческий.
Миша не возражал.
- Ты, Михан, считай, без пяти минут копарь! Круто, скажи же? Вместе будем ездить, вместе копать будем, находки изучать. В такие дебри с тобой залезем, куда нога копаря еще не ступала! Я тебе такие места покажу – закачаешься! Палатку возьму в гараже, картошки наберем, вечерком после копа картошечка на костре запеченная, пивко – красота ведь! Скажи? - фонтан Ванькиного энтузиазма и азарта, очевидно, устал томиться внутри и вновь настойчиво рвался наружу, сыпля восклицаниями. Ванька хлопал Мишу по плечу, то останавливался, жестикулируя, то убегал вперед, оборачивался, заглядывал Мише в глаза своим горящим от радостного возбуждения взглядом, подпрыгивал на месте и снова кидал вперед свои нескладные длинные ноги.
- Чуешь, чё говорю, Миханчик? Мы с тобой команда будем, понял? Два копаря, один за двух и два за одного, как в книжке!
- Там их трое было, Иван.
Но Ванька не слышал. Он фонтанировал.
– Щас купим тебе прибор, настроим, покажу тебе как пользоваться. Инструкцию можешь не читать, инструкции для девочек пишут, настоящие копари на практике все постигают, на своей шкуре! Вот завтра же и поедем! Я тут рядом за городом местечко знаю отличное, выбитое конечно, но в ноль выбитых мест не бывает, там находки будут, стопудово, к гадалке не ходи! Я там две недели назад кучу всякого копнул!

Миша слушал Ваньку, шел за ним по летнему городу, улыбался Ванькиным пассажам и собственным мыслям. На душе было хорошо. А ведь и правда здорово будет оказаться за городом, в невиданных ранее местах, с другом Ванькой. Посидеть у костра на берегу Умойки, поболтать по душам, посмотреть в бездонное летнее ночное небо. При мысли обо всем этом, о будущих находках, о грядущих приключениях Мишино сердце словно взлетало куда-то в область кадыка и с щемящим душу свистом рушилось обратно в грудную клетку. И родной Чапыжинск словно тоже радовался вместе с ним, проплывая мимо пыльными фасадами старинных приземистых двухэтажек, дощатыми тротуарами перед ними, невысокими деревьями с новыми, режущими своей зеленью глаз листьями. Вот позади остались чугунные большие ворота на входе в сквер, и тепло июньского полудня тут же сменилось липовой прохладой аллеи, вымощенной блестящим от миллионов шагов прошедших тут людей булыжником.

Скверу было больше сотни лет, и только сейчас, как-то вдруг и разом, Миша это осознал. Знал-то давно, об этом гласила и табличка на воротах сквера, но вот почувствовал и по-настоящему понял только сейчас. Видимо, сегодняшним утром в его сознании что-то сдвинулось с привычной точки, и виной тому - медный кругляш, пославший в его ладонь какой-то таинственный и мощный импульс, заставляющий теперь смотреть вокруг другим взглядом. Удивительно! Сколько раз он ходил через этот сквер, мимо этих домов и часовни на углу, и никогда за всю жизнь не пришло ему в голову, что все это: и часовня, и чугунные ворота, и булыжники сквера, и даже вот эти липы – все они свидетели других времен, других событий, других людей. Все они уже были здесь, когда Миши и Ваньки и в помине не было, и не было их родителей, и, наверное, даже их бабушек с дедушками. А они уже были. В ворота входили люди, не такие как нынешние, выглядящие и говорящие иначе, думающие по-другому и о другом. Булыжники дорожек сквера топтали ноги, одетые не в кеды и кроссовки, а в лакированные красивые выходные туфли. Липы, тогда еще совсем молодые, принимали в свою тенистую прохладу барышень, укрывающихся от солнца вычурными зонтиками, и их галантных кавалеров во фраках и с тросточками. Сейчас они видят Мишу и Ваньку, которые идут мимо них, а еще через сто лет будут видеть совсем других людей. Такие мысли обуревали Мишин ум, заставляли смотреть на все вокруг другими глазами, тщились проникнуть глубже, бежали вперед, пытаясь заглянуть за грань времен, ветвились предположениями и картинками из других времен…

 

Глава 7.

- Всё, Михан, пришли! Вот этот подъезд, - Ванькин голос разогнал дымку Мишиного воображения. – Я щас, ты пока тут побудь!
Ванька затрусил в сторону круглосуточного киоска, склонился к окошку, протянул деньги и заспешил обратно с полиэтиленовым пакетом, очертания которого выдавали наличие в нем двух полторашек с пивом.
- Подгон, - многозначительно кивнул он на пакет, - Лишь бы Кабан никуда не свалил!
- Ну, ты бы хоть позвонил ему, что ли…
- Да нафиг, чё звонить-то? Он почти всегда дома. А если не дома, то значит за пивом вышел. Если чё, подождем. Давай за мной!

И Ванька решительно дернул на себя дверь подъезда.

Войдя, им пришлось постоять некоторое время, чтобы глаза теперь адаптировались в обратном порядке, отвыкая от яркого света и привыкая к темноте подъезда. А вот обоняние адаптироваться отказывалось наотрез. Подъезд старого дома, где располагалась квартира Кабана, встретил их настойчивой вонью теплотрассы, санузла, хлорки, папиросного дыма и тушеной капусты. Черные от старости деревянные ступени лестниц выглядели массивно, но как-то подозрительно: источившись подошвами жильцов дома по своей середине до белого дерева, они прогибались под весом Миши и Ваньки и пронзительно-протестующе скрипели. Перила присутствовали, но браться за них не хотелось – снизу доверху они были покрыты пылью, местами облупившейся краской цвета кабачковой икры, жирной грязью и клинописью ножевых царапин, складывающихся в самые разнообразные перлы, по большей части нецензурные. Подоконники под слепыми из-за вековой пыли окнами между этажей были завалены сигаретным пеплом и дохлыми сухими мухами.

Поднявшись на второй этаж, Ванька подошел к двери, обитой коричневым кожзаменителем, порезанным в нескольких местах, и деликатно нажал на кнопку дверного звонка. Звонок не работал. Ванька нажал снова, отпустил и прислушался к тишине за дверью. Миша стоял у него за плечом и наблюдал за действиями товарища, невольно вспоминая утренний визит.
- А ты постучи, - не удержался он. – Как ты это умеешь.
Ванька не ответил, но подошел к дерматиновой поверхности двери вплотную, занес руку, разглядывая дверь и решая, куда постучать. Избрав в качестве цели боковой деревянный косяк, костяшками пальцев выдал вежливую трель из трех ударов. Видимо, Кабан и правда был человеком своеобразным, поскольку Ванька явно не спешил брать его дверь тем неистовым приступом, каким утром брал дверь Мишиной квартиры. Тишина в глубинах квартиры за дверью стояла кладбищенская.
- За пивом, что ли, ушел? – деликатно тихо предположил Ванька. – Блин, ждать теперь придется. На всякий случай он занес руку для новой попытки, вновь подался вперед, как вдруг в замке глухо щелкнуло и дверь медленно, как сонная, поплыла внутрь. Ванька замер столбом с вознесенной для стука рукой, а Миша заинтересованно заглянул через его плечо, чтобы увидеть хозяина квартиры.

-О, эт ты чтоль? Давай, заваливайся, коль пришел, - тихо и устало сказала темнота за открывшейся наполовину дверью.
- Здорово, Каб…, эээ, Дим. Да, это я, я не один, с другом своим. По делу к тебе. Мы. Дело у нас. Есть. Вот. - отчего-то запинаясь и расставляя неуместные паузы, зашептал Ванька, при этом зачем-то отступая назад и подталкивая вперед Мишу.

Сопровождаемый мягкими толчками в область почек, Миша протиснулся в черный проем коридора. Следом бочком просочился Ванька, тихо и мягко закрыв за собой входную дверь. В коридоре было темно, хоть глаз коли. После сумрака подъезда казалось, что вокруг сомкнулись черные стены угольной шахты. Хозяина квартиры не было ни видно, ни слышно, вообще не было понятно, здесь он или уже ускользнул в глубины своего логова.
- Не стойте столбом, проходите чтоль. Да свет включите, там же выключатель.
- Ага, ага, щас. Ванька суетился в темноте за спиной Миши, шаря руками по стенам в поисках выключателя. – Нашел!

 

Глава 8.

Щелчок – и коридор залил тусклый желтый свет сорокаваттной лампочки без плафона, свисавшей на проводе с потолка. Стены узкого коридорчика, в котором вряд ли смогли бы раздеться двое взрослых мужчин без риска ткнуть друг друга локтями, были оклеены простыми бумажными обоями. Рисунок на обоях присутствовал, но с годами стал весьма условным, проглядывая лишь кое-где отдельными блеклыми пятнами. Пол покрывал паркет, расщепившийся, грязный, разлохмаченный на опилки по краям, разъехавшийся в стороны и давно не видевший ни лака, ни даже влажной тряпки. А больше в коридоре ничего не было, кроме хозяина логова, и поскольку смотреть в коридоре было больше не на что, Миша уставился на него.

Идя в гости к Кабану, он успел мысленно, незаметно для себя самого, нарисовать его облик. И потому был готов увидеть человека плотного, большого, возможно даже огромного, одним словом, такого, про которых говорят с уважительным придыханием: «Блин, вот это кабаа-ан!». Но вместо вида реального кабана взгляду Миши предстало зрелище совершенное неожиданное и несуразное: в коридоре перед ними стоял человек лет тридцати с небольшим, длинный и чрезвычайно тощий, с вытянутым бесцветно-усталым лицом. Одет человек был в синие треники, классически вытянутые на коленях отвисающими рыбьими пузырями, и в майку с лямками. Треники стекали вниз по хилым ногам и с ходу вростали в уродливые растоптанные рыжие тапки. Майка при рождении была, видимо, белой, но дожив до настоящего момента, цвет ее видоизменился до грязно-бежевого, разбавляемый тут и там живописными мазками какой-то еды. Из майки, укрывающей чахлый торс своего владельца, торчали по-девчачьи худосочные плечи и бледные длинные руки без малейшего намека на мускулатуру. Вырез майки заканчивался тонкой шеей, к которой крепилась голова творческого человека с мощным погонялом Кабан.

«Мда, колоритный типчик, ничего не скажешь. И не кабан никакой, скорее червь», - думал Миша, разглядывая Кабана. Кабан ответно, но без интереса, а словно для проформы, разглядывал Мишу. Глаза его, выражавшие вселенскую усталость, бесцветно шарили по Мише, тонкие губы под длинным острым носом были сжаты в блеклую узкую полоску.

- Дим, это друг. Мой. Зовут Миша. Хороший парень. Проверенный, - спохватившись, начал представлять их друг другу Ванька. Где и в чем он «проверенный» в понимании Кабана, Миша уточнять не стал, решив отложить выяснение этого вопроса на потом.
- Дмитрий, - первым протянул руку Кабан, он же Червь.
- Михаил. Можно просто Миша, - ответно вытянул руку Миша.

Кабан-Червь осторожно прикоснулся к Мишиной руке своей тонкой и вялой кистью, встряхнул ее, не сжимая, и выпустил. Видимо, в логове Кабана это действо считалось рукопожатием.

- Будем знакомы, - устало разлепляя тонкие губы, произнес обитатель мрачной квартиры. – Проходите за мной чтоль, в комнате поговорим.

Грязная майка и треники развернулись на 180 градусов, увлекая следом за собой монстрические тапки, и поволоклись вглубь квартиры. Миша и Ванька тащились следом. Длинный коридор упирался в систему трех дверей, одна была прямо по курсу, а две другие – по сторонам коридора друг напротив друга. Судя по тому, что Кабан направлялся к двери прямо по коридору, именно эта дверь вела в комнату, а боковые двери - в кухню и санузел. Впрочем, в этом странном жилище они с одинаковым успехом запросто могли вести куда угодно, хоть в другое измерение, хоть на другую планету. Все двери были одинаково грязные и неряшливые, словно их цвет какой-то изощренный дизайнер интерьеров подбирал под цвет майки обитателя квартиры, да так и не смог добиться полной гармонии. Кабан достиг центральной двери, небрежно толкнул ее тапком-чудовищем и, не оборачиваясь, пропал за порогом в очередном омуте кромешной тьмы. Миша, поясницей ощущая сзади присутствие Ваньки, подождал, пока Кабан зажжет в комнате свет, и переступил порог.

Они оказались в некогда просторной комнате с высоким потолком, сейчас казавшейся совсем маленькой из-за нагромождения в ней шкафов, тумбочек, неубранного дивана с комом мятого постельного белья и горой камуфляжной одежды, каких-то хлипких этажерок, черных утюгов, часов без стрелок, чугунных пудовых гирь, разобранного доисторического пылесоса с понуро висящим хоботом-шлангом без щетки, двух жестяных ведер, сломанного кресла-качалки в углу, разобранной швейной машинки на огромной чугунной станине и прочего разнообразного хлама. В центре этого хаоса стоял журнальный стол с настольной лампой, закрытой прогоревшим абажуром. Все пространство под столом и в радиусе метра от него было заставлено пустыми пивными бутылками. Бутылки стояли рядами на полу, плотно прижимаясь друг к другу пыльными боками, словно не желая упускать ни одного микрона свободного пространства, а на них вторым ярусом лежали их столь же пустые сестры.

- Падайте чтоль, - сказал Кабан, и первым упал на единственный в комнате стул возле стола.

Миша обвел глазами комнату, ища, на что бы «упасть», и, не найдя более подходящего места, аккуратно всунул себя в прореху между комом постельного белья и горой одежды на диване. Ванька еще пребывал в поиске места посадки, и поняв, что самые козырные места уже заняты, начал протискиваться к подлокотнику дивана. Сбив длинными ногами по пути шеренгу пыльных пивных сосудов, тихонечко пристроился рядом с Мишей. Кабан никак не отреагировал на внесенную в строй бутылок сумятицу, сидел за столом в круге света от лампы, флегматично и скорбно наблюдая за перемещениями гостей.

- Диман, тут это… Вот. Это тебе. – вспомнил Ванька про подгон в пакете и протянул в двух руках две пластиковые бутылки с пивом. От Кабана его отделяла преграда журнального стола, и Ванька начал шарить по его поверхности глазами, выискивая свободное место для водружения тары.

Свободного места катастрофически не хватало. Стол был завален в несколько слоев какими-то листами, бумагами, картами, топографическими атласами, раскрытыми книгами, брошюрами, распечатками и ксерокопиями каких-то текстов. В этом бумажном океане тут и там торчали островки тарелок со следами кетчупа, выступал риф пепельницы с гребнем набитых в нее бычков, вулканами высились вездесущие пивные бутылки, маслянистым пятном разлитой нефти блестела высохшая пивная лужа, цепью архипелагов растянулись бутылочные пробки. При виде «горючего» лицо Кабана растеплилось, губы раздвинулись в доброй улыбке, будто в сердечном приветствии старого друга, которого не видел давно и успел соскучиться, а в глазах затеплился приветливый огонек.

 

Коллеги, всех приветствую!
Продолжение следует...

 

Глава 9.

- Ооооо, ништяк. Респектую. Порадовали старика! – принимая полторашки двумя руками, ощерился «старик». Одна бутылка приземлилась прямо в бумажный океан на столе, вторая бесследно дематериализовалась в черной дыре в районе сломанного пылесоса у ножки стола. – Ну, так чё хотели-то? По делу или так?
Кабан говорил, перемежая слова добрыми глотками.
- Да, Дим, дело есть. На тыщу. Михан со мной копать хочет. Ну, то есть, мы вместе копать хотим. Командой. Как бы. Ездить там, разведывать, места находить. Веселее все-таки. Вдвоем.
- Ну и? – шумный глоток пива словно усилил интонацию вопроса.
- Ну и вот. У меня прибор есть, а у Миши – нету. А как мы с одним прибором-то? Несерьезно же. Не поможешь, а? У тебя вроде был. На продажу. – сбивчиво излагал Ванька суть визита.
- Был. Да сплыл. Продал я его. Давно уже, в начале сезона. Я как от дел отошел, мне он стал без надобности. А денег не было тогда, я и продал. Влёт ушел.

Миша, которому в этой беседе досталась роль безмолвного свидетеля, наблюдал за тем, как пустеет первая полторашка, и в пол-уха слушал беседу Кабана с Ванькой, рассматривая комнату и ее обитателя. Понятно было, что Кабан, похоже, пивной алкаш. Хоть и странный алкаш, читающий, и даже, наверное, неглупый, судя по количеству всяких текстов, книг и карт на столе, но все-таки алкаш. Как всякий алкаш, неумолимо деградирующий и опускающийся все ниже на дно жизни и бутылки. Непонятно было только, почему Ванька так преобразился с момента встречи с Кабаном. Куда разом делся весь его энтузиазм, фонтаны задора и водопады оптимизма? Его словно подменили, он вдруг сделался тихим, спокойным, каким-то застенчивым, пропали и его дерганность, и веселость. Миша наблюдал и размышлял. Боится, что ли, его Ванька? Или это такая форма подобострастия? А может и того больше – может быть, это уважение? Уважение у Ваньки вообще всегда было в дефиците, для него авторитетов по жизни нету, всегда на рожон лезет везде и всюду, а тут вдруг – на тебе, зауважал? И кого? Тощего синяка в грязной майке, живущего в квартире, больше похожей на чулан старьевщика! Странно, странно все это. Надо будет расспросить Ваньку об этом Кабане, что он такое и отчего Ванька его боится или пресмыкается перед ним.

Беседа тем временем текла дальше, сдобренная половиной уже второй бутылки пива, извлеченной Кабаном обратно из черной дыры.
- Ты-то своим экспом доволен чтоль? Как он тебе? – вопрошал Кабан Ваньку.
- Шикаааарно. Отличная машинка, Дим. Доволен, как слон. Тяжеловат, конечно, чуток, ну да ничего, терпимо. Зато навороченный! – ответствовал Ванька, явно желая польстить Кабану.
- Ну то-то. Это тебе не с аськой по урочищам ползать, - довольно подытожил Кабан, уже подобревший от пива.
- Так это, Дим, как с прибором для Михаила-то быть? Нужен ведь. А у тебя нету. А мы настроились. Уже. Ехать вот хотим на днях. – Ванька деликатно возвращал беседу в нужное русло.
- Ммм…, - глубокомысленно закатил глаза Червь, он же Кабан. – Нууу…
Ванька с надеждой воззрился на хозяина квартиры. Миша, который уже понял, что тут им с прибором светит полный облом, тоже прекратил изучать интерьер квартиры и навострил уши.
- Есть один вариантик. Знаешь «фрицев»?
- Ну, не то чтобы знаю, но слышал…
- Ну вот, у Мюллера ихнего наверняка найдется чё вам впарить. Он же барыжит приборами. И новые есть, и бэушные, тока деньги давай. – озвучил свой вариантик Кабан.
- Спасибо, Дим. Черкни адресок, заскочим к нему.

Ванька уже протягивал Кабану замусоленный клок бумаги и огрызок карандаша, всплывший из настольного бумажного океана. Создатель океана вальяжно принял клок и огрызок, внимательно осмотрел клок с обеих сторон, и, похоже, не обнаружив там ничего для себя важного, нацарапал на нем адрес. Ванька взял бумажку с адресом, прочитал, беззвучно шевеля губами, и спрятал в карман штанов.

- Ну, мы тогда пойдем? – тихо и вопросительно взглянул на Кабана.
- Угу. Давайте чтоль. И это… вот еще чё. Если понадобится инфа, списки населенных мест, карты там разные, Менде, Шуберт – обращайтесь, организую. Межовок не обещаю, сложно щас с ними и дорого, но чем смогу – помогу. Цены у меня демократичные, к каждому клиенту индивидуальный подход, - вдруг гостеприимно и беззубо улыбнувшись, добавил Кабан.
- Хорошо, Дмитрий, буду иметь в виду. Спасибо за беседу. Рад был познакомиться, - воспитанно ответил Миша, вставая из своего гнезда на диване и протягивая руку Кабану для прощального рукопожатия. Кабан снова протянул свою руку и, вопреки ожиданиям Миши, на этот раз энергично сжал его кисть, по-мужски встряхнул несколько раз и кивнул в ответ.
- Пойдемте, провожу чтоль. А то в потемках нарежетесь во что-нибудь.

Нарезаться в совершенно пустом коридоре было не обо что, и путь до двери все трое преодолели без происшествий. У двери Ванька обменялся рукопожатием с Кабаном, открыл входную дверь и переступил порог первым. Миша чуть замешкался, а Кабан, стоя в дверях, сказал, почему-то глядя только на Мишу:
- Ты это… Машина есть у тебя? Загляни как-нибудь на досуге, помоги бутылки вывезти в стеклотару, а то уже ступить некуда. В долгу не останусь.
Миша молча кивнул. Кабан отступил во мрак квартиры, дверь медленно и устало закрылась.

 

Глава 10.

Покинув квартиру Кабана и выйдя из зловонного подъезда на свежий воздух, оба, не сговариваясь, закурили. Хотелось поскорее вытравить из себя запах протухшей капусты и тягостные впечатления, навеянные не столько самой личностью Кабана, сколько обстановкой, в которой эта встреча состоялась. Друзья молчали, шагая по деревянному тротуару по сонным, залитым летним солнцем, улицам Чапыжинска, направляясь по адресу, нацарапанному Кабаном. Ванька шагал теперь сосредоточенно, глядя себе под ноги, делая глубокие затяжки и пуская дым носом. Миша шел рядом, куря свою сигарету и изредка бросая взгляды на друга. Пройдя метров двести и свернув на боковую улицу, Миша первым нарушил молчание.
- Да уж, блин, ну и Кабан этот твой… я думал, там и правда кабан будет, а оказался какой-то глист в скафандре.
- Чё это сразу мой-то? - взвился Ванька. – Никакой он не мой, понял?!
- Да понял, я, понял. Чего ты? Нервный какой. - Миша пытался вернуть Ваньку к его привычному состоянию всепоглощающей жизнерадостности.
- Слушай, ты «фрицев» этих знаешь? К которым нас Кабан отправил.
- Ну так, знаю чуток, - буркнул Ванька, отщелкивая окурок. – Один раз с ними пересекался в поле, они чисто по войне копают, не по старине.
- Что еще за «по войне»? - потребовал дальнейших объяснений Миша.
- Ну, - воодушевляясь, начал Ванька, - это значит, что их интересуют только находки времен Великой Отечественной. Понимаешь? У нас вокруг Чапыжинска в 43 году ожесточенные бои шли, линия обороны проходила в 30 километрах от города. Там такое мочилово было – мама не горюй! Вот Мюллер с камрадами и ездит в те места, копает. Ну, каски там, жетоны фрицевские, остатки их снаряги военной. Иногда, говорят, даже знаки попадаются в неплохом сохране.
- Хм. А не опасно разве? Поди снаряды и прочее такое тоже в земле до сих пор лежит?
- А как же! Конечно, лежит! Опасно, конечно! Но они в этом разбираются, опытные, знают что к чему, что можно трогать, что нельзя. Да и сами не дураки же они, боеприпасы их не интересуют, они их не берут, а помечают у себя на картах и потом воякам сообщают, или МЧСникам, а те уже туда потом выезжают и их того… деактивируют. Уничтожают, короче. Да ты видел, наверное, по ящику репортажи. Выходит, что Мюллер с командой хорошее дело делают заодно – устраняют «эхо войны», так сказать. Чтобы никто из грибников там, или охотников, не подорвался. А если и берут мелочевку какую из боеприпасов, так сами ее разряжают, капсюли накалывают, гильзы рассверливают и порох удаляют. Получается уже не боеприпас, а так, макет. И безопасно, и менты за жопу в случае чего не возьмут. Поговаривают, иногда и оружие выкапывают, но с их слов они его тут же в болоте топят, от греха подальше. Хоть оно и негодное уже ни на что, сгнившее насквозь, но ментам же не объяснишь, им лишь бы повод был, а статья всегда найдется.
- Ну ладно, с эхом войны всё понятно. Но они ж не за ним на копы свои ездят? Нафига им задницами своими рисковать? Ну не за идею же? – сомневался Миша.
- Михан, ты чё тормозишь? Я ж тебе говорю – знаки они выкапывают, награды фашистские, ну и наши конечно, остатки обмундирования. Ну там, фляжки разные, лопатки, каски, и всё такое, - втолковывал Ванька азы копа по войне. – Коллекционируют они их, обмениваются, в музеи сдают или родным погибших возвращают. По крайней мере, они так говорят.
- Погодь, Вань, - Миша вдруг остановился как вкопанный от внезапно пришедшей мысли. – Так ведь там же, наверное, мертвецы в земле. Бойцы….
- Ха, ясный пень, Михан! Сплошь и рядом! Копают-копают сигнал, а там – опа!- каска, давай каску подымать – а в ней череп. А дальше кости. Целый скелет в тряпках, - нагонял ужаса приятель. – На этот случай есть поисковые отряды, которые с различными комитетами и фондами сотрудничают. Фашиста найдут или нашего бойца – сообщают куда следует, а те уже разбираются с останками. За последние годы многих так нашли, которые числились без вести пропавшими. Останки вывозятся, а если документы какие-то сохранились, то опознаются, и дальше уже родственников находят и перезахоранивают с воинскими почестями. Вот как по мне – как ни крути, хорошее дело Мюллер с командой своей делает. С риском для жизни, кстати. Да и пофиг, что они фашистские знаки себе забирают, зато советские-то награды они возвращают родственникам наших солдат.

Миша вновь зашагал, размышляя над услышанными вещами. О такой стороне копа он как-то даже еще не думал. А если подумать, то ведь и правда – как найти советского солдата, погибшего в месте прорыва линии фронта, например? Где было жуткое месиво из тел и железа? Каковы шансы, что имя его через более чем полвека станет известно не только бумажке с пометкой «пропал без вести» в каком-нибудь пыльном столичном архиве, а родственникам, их знакомым, его детям или внукам, и вообще - целой стране, за которую он погиб? Государство таким поиском практически не занимается, у него и так забот полон рот, поэтому вся надежда на поисковые отряды и на копарей по войне, что, по сути, почти одно и то же. По ящику совсем недавно проскакивал репортаж о том, как в болоте поисковики обнаружили обломки советского самолета времен Великой Отечественной Войны. Нашли они и останки пилота, и его документы. Вернули останки летчика на его родину, передали документы родным, перезахоронили, как полагается. Разве без металлодетектора это было бы возможно? Нет. Кто и каким чудом обнаружил бы в топях остатки самолета? Никто и никак, невозможно это. А копари вот обнаружили и вернули стране и людям память о герое. И если уж им так нужны эти железки фашистские, то и пусть, все равно никакие железки не могут быть важнее даже одного-единственного случая возвращения имени героя из небытия.

- Ну так вот, это и есть коп по войне. Но я по войне не копаю, и тебе не советую. Мало ли что, мина там или снаряд неразорвавшийся. Тюкнул по нему лопатой неосторожно – и отлетел к праотцам. То ли дело коп по старине! Вот это да-аааа! - похоже, Ванька наконец снова оседлал любимого конька.

Миша наблюдал за переменой Ванькиного настроения. К тому возвращался привычный настрой вместе с плещущим во все стороны позитивом. Глаза Ваньки разгорались, длинные руки начали привычно жестикулировать, добавляя эмоций в каждое сказанное слово. Мише было интересно слушать Ваньку, ведь тот уже опытный, знает много интересного, да и рассказывает хорошо, не занудно, с «огоньком», с примерами. Миша все больше заражался интересом, тягостные впечатления от посещения Кабаньей квартиры постепенно вытравливались июнем, солнцем, присутствием рядом Ваньки и потоком его красноречия. Гармонию нарушал только пустой желудок, настойчиво порыкивающий последние полчаса.

 

Глава 11.

- Иван, слушай, давай завернем в кафешку, червяка заморим, а то у меня с утра в животе ничего не было, кроме утреннего кофе. А картошку ты сожрал, - вбивая клин в Ванькин монолог, попросил Миша.

Тот кивнул, не прерывая рассказа. Миша потянул Ванино тело в сторону забегаловки на другой стороне улицы. А его приятель тем временем продолжал с жаром расписывать прелести копарьского хобби.

- Коп по старине, это, Миха, тема! Вот ты представь: было когда-то чистое поле у реки, триста лет назад, допустим. Пришли в эти края люди, осели тут, выкопали себе землянку, или избенку поставили, землю рядом распахали и засеяли, стали жить. Детей рожать, растить. Потом еще люди приходить стали, рядом поселились. Так вот и пошло: сначала два двора, потом пять, потом десять. Вот и появилась деревня. Стали праздники вместе отмечать, в гости друг к другу ходить, жениться там, торговать, церковь отстроили, ну в-общем быт наладили! И жили так несколько веков. А потом пришли коммунисты с идеей укрупнения хозяйств. Прикинули, подумали маленько, бумажку подписали - и стала деревня типа ненужной, неперспективной. Колхоз, мол, ваш маленький, удои с поголовьями у вас никакие, так что решено ваши земли отдать соседнему колхозу «Красный Тупик», который без пяти минут миллионер и вообще воплощает линию партии в жизнь. Позакрывали школу и клуб, работы не стало, молодежь в другие колхозы подалась, где деньги платили, или вовсе в город уехала учиться и трудиться. Остались в деревне старики одни, которые насиженные места покидать не захотели. А потом они либо поумирали все, либо дети их к себе в город уговорили переехать, так и вымерла деревня окончательно. А как только дома остались без присмотра, сразу туда окрестная голытьба ринулась – дома на дрова да стройматериалы растаскивать, кабель тащить, трубу, железо безхозное и вообще всё подряд, что на бухло поменять можно. Человеческий фактор, короче. Вот так и осталось от деревни, в которой три сотни лет жили люди, снова голое поле у реки. И следов-то никаких толком нету уже, разве что ямы от фундаментов и погребов. Такие места, Мишаня, на картах называются урочищами. То есть, значит, была там деревня, а щас нету ничего. И эти вот урочища – и есть наша с тобой цель. Люди-то ушли, но они ж там жили, ходили, бухали, дрались, гуляли-плясали, веселились, крестились – представь, сколько за это время они всякого растеряли! Монетки там, украшения, предметы быта, ну ты понял. С пьяных шар монетку уронили, в грязь втоптали – пойди найди ее потом. Такие вот вещи и называются «потеряшками», понял?
- Понял, - признался Миша. – Складно все выходит, правдоподобно.
- Так потому что так оно и было, братан! Я те говорю!

За разговорами Миша и Ванька дошагали до забегаловки с абсолютно неуместным названием «Палуба». Почему заведение так называлось, не смог бы ответить никто, ведь ни внутри, ни снаружи оно не напоминало ни палубу, ни какую-либо другую часть корабля. Посетителей не было. Возле барной стойки сидела официантка, огромная тетка с сонным лицом и в замызганном фартуке и пялилась в шарообразный телевизор, висящий над стойкой. В телеке красивая и известная в прошлом киноактриса, а ныне телеведущая, отчаянно сватала расфуфыренную сорокалетнюю вдову к очередному жениху. Потенциальный жених с физиономией потомственного милиционера и ярковыраженным косноязычием сидел напротив своей потенциальной невесты прямо, словно проглотив кол. Судя по кислому выражению лица ведущей, сватовство шло вяло.

Миша и Ванька уселись за первый попавшийся столик. Официантка с явным сожалением оторвалась от происходящего на экране и лениво придрейфовала к ним с меню в руках.
- Заказывать будете?
- Будем. Мне, пожалуйста, 3 сосиски в тесте и стакан томатного сока, - продиктовал Миша.
- А мне горячий бутерброд с сыром и ветчиной. И сок. Вишневый, - озвучил свои пищевые требования Ванька.
- Нету горячих. Только холодные есть. С колбасой. И сок остался персиковый, - глядя куда-то сквозь место, где сидел Ванька, вынесла приговор официантка.
- Ну, давайте с колбасой. И персиковый.
- Ждите, - властно изрекла представительница общепита, и легла на обратный курс к барной стойке с телевизором, где телеведущая тщетно выжимала из жениха корявые междометия.
Миша снова закурил.
- Иван, слушай, а ты откуда этого Кабана знаешь?
- Дык его у нас каждый копарь знает! Кабан – это же человечище, всем копарям копарь! Он с десяток сезонов отходил уже, - с неподдельным уважением сказал Ванька.
- А почему его Кабаном зовут? Он же совсем какой-то… дохлый. Доходяга же, - Миша наконец решил задать вопрос, мучавший его с первых минут знакомства с «человечищем».

 

Глава 12.

- А это, Михан, ты правильный вопрос задал, - от важности Ванька даже стал как-то выше и крупнее, распираемый информацией. – Многие думают, что он всегда такой дохол был, а вот и нифига! Он раньше вообще был другой. Здоровый! Реально был как кабан. Кило под стодвадцать, наверное. Огромный такой боров. Оттого и погоняло такое ему дали, давным-давно еще.
- Кабан?! 120 кило?! Чё-то ты завираешь, походу, Вань, - усомнился Миша, поскольку вид человека, больше похожего на вопросительный знак, все еще был свеж в памяти и никак не увязывался с подсунутой услужливым воображением картинкой здорового борова.
- Ничё я не завираю! Любого спроси, тебе каждый копарь мои слова подтвердит! Чесслово, Михан, 120 кило! Это он после одного случая похудел, - оскорбился Ванька.
– Короче, говорят, что в позапрошлом сезоне Кабан поехал на коп, как всегда, по старине. Нашел он на картах каких-то старых то ли хуторок, то ли кабак, ну и двинул туда на разведку. А место это за парочку веков уже лесом поросло. Вот ходил он там, ходил, место типа локализовывал, прибором махал, сигналы искал. И нашел! Пошли сигналы! Да еще как пошли – через каждый метр то монетка, то сопутка, и мусора ноль вообще!

Рассказ прервался возвращением официантки, принесшей заказ. Сгрузив тарелки перед Мишей и Ваней и перепутав бокалы с соком, тетка потребовала немедленной оплаты и, дождавшись ее, отчалила поближе к своему наблюдательному пункту.

- Ну и вот, тут азарт на Кабана нашел, конечно, - торопливо жуя свой бутерброд и шумно отхлебывая сок, продолжал Ванька. – Ходит он, копает, хабарок так и прет ему, серебрушки попадаться начали, ну монетки серебряные, и не заметил, как темнеть начало. Дело уже осенью было, темнеет рано. И вдруг слышит Кабан сзади хруст. Оборачивается – ё-моё, кабан стоит. Ну, настоящий то есть. Здоровый такой, черный, матерый. И на нашего Кабана смотрит. Прикинь?!

Миша замер и перестал жевать, внимая Ванькиному рассказу. Представить такую ситуацию уже было страшно, не то, что оказаться в ней. Мише доводилось слышать, чем грозит человеку встреча с кабаном в лесу один на один, ни ружьё не спасет, ни ноги, ни крик. Говорят же, что кабан – это тот же медведь, только тупее и бегает быстрее и напролом.

- И чё дальше? - хрипло спросил Миша.
- Дык и вот. Кабан, наш который, не лыком шит, сразу понял, чем ему встреча с четвероногим собратом грозит. И что хоть они с ним почти в одной весовой категории находятся, но шансов у него против зверюги нет никаких. Ни ружья же с собой, ни ножа нет. Прибор только и лопата штыковая. А кабану твоя лопата – тьфу, как слону дробина! В-общем, стартанул наш Кабан на ближайшее дерево так, что сам не заметил, как метра на 3 вскарабкался. Побросал внизу всё: и прибор, и лопату, и подсумок противогазный с хабаром накопанным. Сидит на ветке, и вниз смотрит, на кабана. А кабан – на него. И уходить, походу, вообще не планирует. Подошел под дерево, давай рыть копытами и клыками, листву разбрасывать. И прибор под замес попал, и лопата, всё в хлам истоптал, расшвырял. Хрюкает внизу, кругами вокруг дерева ходит, выкапывает и жрёт чё-то. И вроде как к Кабану уже интерес потерял, но спуститься нет никакой возможности. Как спустишься, если он тут рядом ходит? Так и сидел там Кабан, ждал, когда секач свалит. Всю ночь просидел, думал, что как рассветет, так и двинет восвояси. Ага, хрена лысого! Рассвело, а кабан никуда не делся. И тут только стало ясно, что наш Кабан встрял по-крупному. С дерева при свете разглядел он, что вся полянка, на которой он копал, дубами поросла! Ты понял, да? Зверюги туда кормиться приходили! Желудей-то полным-полно под деревьями, вот они там и тусуются! Столовую себе устроили, блин!

- Да уж, не позавидуешь Кабану. Ну, нашему в смысле. Ладно, хоть на дерево забраться успел. Что дальше было?
- Чё-чё, ничё хорошего. Просидел там Кабан 5 дней. Сам желудями питаться начал, как те кабаны, что внизу толкались. Орал он на них – без толку, боровы его игнорировали. На помощь звал – тоже без мазы, кого в такую глушь лесную занесет? Телефон в машине остался, а машина – в километре, где дорога перед этим леском закончилась. Вот и сидел, ждал. Потом, видать, улучил момент, и дриснул оттуда что было сил. Я подробностей этих уже не знаю, но слыхал, что он, сидя на дереве, от стресса и голода 15 килограмм потерял. И потом продолжал весь год худеть, на нервной почве, видимо. В квартире у себя заперся, ездить на коп перестал, на улице появляется только когда до киоска с пивом дойти надо, и тут же обратно. Стресс у человека, видать.

Ванька скорбно и многозначительно замолк, всем своим видом показывая, что стресс – это не шутки. Бутербродов на его тарелке уже не было.
- Мда-ааа, дела, - протянул Миша, погрузившись в раздумья. В его тарелке еще оставалась остывшая сосиска в тесте, но есть как-то расхотелось. Напрасно, наверное, он Кабана Червем обозвал, пусть даже и не вслух. Несправедливо как-то. Человек такой ужас пережил, и понятно теперь, почему он заливает стресс алкоголем, сделавшись затворником. Поди после такой заварухи в каждом кусте по кабану мерещиться будет. Миша передернул плечами, сбрасывая с себя неприятное оцепенение, вызванное картинками с участием сидящего на дереве Кабана и беснующихся внизу мохнатых зверюг, допил свой сок и встал, заскрипев железными ножками стула по кафельному полу заведения.

Громкий звук нарушил мечты официантки о телевизионном женихе-милиционере, голова ее медленно и с угрозой, как корабельная торпедная установка, повернулась к столику, за которым только что сидели приятели. Под звуки марша Мендельсона, несущиеся из телека, Миша с Ванькой покинули «Палубу».

 

Глава 13.

Оказалось, что Мюллер живет в частном секторе Чапыжинска. Дом по адресу, который был выдан друзьям Кабаном, находился практически за городом, в квартале, когда-то принадлежавшем садовому товариществу «Мичуринец». Времена раздач труженикам бесплатных десяти соток давно миновали, землю бывшие мичуринцы приватизировали и распродали втридорога новому «среднему» классу. Миша и Ванька оказались на улице, застроенной разномастными и по-своему помпезными то ли особняками, то ли крепостями из кирпича, блоков и бруса. Никакого общего стиля в застройке не наблюдалось, хозяева земельных наделов были сами себе и архитекторы, и дизайнеры, и строители, и землевладельцы. От лачуг бывших садоводов-мичуринцев не осталось и следа, их деревянные домишки с рубероидными крышами и без центрального отопления, канализации и воды несколько лет назад были задорно и с размахом раскатаны и сдвинуты к берегу Умойки бульдозерами. Казалось, борьба нового времени со старым здесь приняла визуально-отчетливое воплощение, и старое время капитулировало полностью и бесповоротно: мощная техника своими стальными ковшами без лишних сантиментов сгребла в кучу и выбросила за околицу всё, что новые хозяева жизни сочли ненужным и ветхим. По обочинам громоздились кучи строительного мусора, кирпича и дерева. Грунтовая дорога посреди поселка, по которой шли Миша и Ванька, обещала в скором времени превратиться в гравийную, а потом, в зависимости от доброй воли и благосостояния местного населения, возможно, и в асфальтовую.

Дышалось тут легче, чем в городе, сказывалась близость реки и леса по ее берегам, сам воздух тут был какой-то другой, словно напитанный свежестью и ветром с запахом чабреца из степей за Умойкой. Здесь вообще было как-то хорошо, все тут было как- то со словом «более». Более просторно, более летне, более солнечно, более душевно. И пусть дома и коттеджи все были на разный лад, даже эта их разнопородистость выглядела здесь по-своему колоритно и уютно. Миша с Ванькой шли, продвигаясь по главной и единственной пока улице, ища глазами номер дома, в котором обитал Мюллер. Мимо заборов, подъездных дорожек, уже облагороженных и зеленеющим газонами, и пока еще неприбранных, заваленных песком и щебнем. Мимо табличек с надписями «Осторожно! Во дворе злая собака». Мимо веранд, мансард и эркеров. Мимо припаркованных у въезда импортных авто, таких же разномастных, как сами дома. Мимо камер видеонаблюдения, зорко торчащих над срезами заборов. Людей на улице им не встречалось, да оно и понятно – в своем нынешнем виде улица существовала только для автомобилей и была мало предназначена для пеших прогулок. Только вдали, через четыре дома, на подъездной дорожке возле гаражных ворот наблюдалось человеческое присутствие: какой-то мужчина извлекал пакеты с продуктами из багажника потрепанного внедорожника, открыв дверцу вбок. Дверца загораживала автовладельца, погруженного в недра багажника, и друзья видели только его ноги. Ноги были одеты в высокие армейские ботинки цвета охры, над ними смешно выглядывали зеленые носки.

Подойдя ближе, Ванька взглянул на бумажку с адресом и изрек:
- Ну всё, походу мы на месте. Вот он, дом 32, - ткнул он рукой с бумажкой в сторону подъездной дорожки, на которой своими толстыми черными шинами громоздился голубой внедорожник, покрытый пылью до самой крыши.
- Да, это дом 32, он самый, - произнес вдруг внедорожник тонким голоском. – А вы к кому?

Говорил, конечно же, не автомобиль, а его владелец, покинувший наконец багажник и сейчас, отдуваясь, ставивший на бетон подъездной дорожки тяжеленный, туго набитый снедью, пакет.

- О! Здрасьти! – как всегда полез вперед Ванька. – Мы тут это…
- Добрый день, - заткнул его Миша. - Я Миша, а это вот мой друг Иван. Мы ищем Валентина, - сверившись с бумажкой с адресом, продолжил Миша. – Нам Дмитрий, Кабан который, вот этот адрес дал, улица Речная, дом 32. Велел спросить Валентина. Это не вы, случайно?
- Случайно, я. Валентин Коровин собственной персоной. Но можете звать меня просто Мюллер, коли вы от Кабана, - захихикал владелец внедорожника и протянул руку сначала Мише, а потом Ваньке.

Мюллер был невысок, рыхл и рыж. Над верхней его губой щеткой торчали пшеничного цвета усы, кудрявая шевелюра по части цвета отвечала усам солидарностью. Широкое красное лицо с полными щеками и какими-то по-детски озорными глазами светилось открытой доброжелательностью и наивностью. Радости в лицо добавляла и постоянно вспыхивающая под усами улыбка, то широкая, то не очень, но казалось, что она присутствует там всегда, в той или иной степени широты. Мюллер вообще был весь какой-то забавный: короткие белые ручки, пухленькие ножки в неуместно-тяжелых армейских ботинках, шорты цвета хаки выше колена, песчаная футболка с надписью ARMY через всё выдающееся над ремнем шорт развесистое пузцо, даже круглая панама непременного защитного цвета на голове – всё в его виде было не то что бы смешным, а каким-то несерьезным. Будто бы пацанёнка нарядили в одежду больших служивых дядек, прилепили ему на лицо усы, поставили рядом с огромным по сравнению с ним внедорожником и заставили изображать сорокалетнего мужчину. Забавности придавало и поразительное сходство с шоуменом, которого Миша часто видел по телеку – тот в своей передаче на протяжении уже двадцати лет заставлял крутить барабан многочисленных гостей столицы. Только в отличие от Мюллера, ведущий, конечно же, был намного старше, и не выходил в студию в одежде милитари, в остальном же сходство было практически полным.

Миша пожал руку Мюллера и автоматически сравнил его рукопожатие с рукопожатием Кабана. Если у Кабана оно было вялым и сонным, по крайней мере при встрече, то приветствие Мюллера было энергичным, быстрым, задорным. Неожиданно было ощущать такую энергию от пухлой и мягкой на вид белой ладошки.

- Ну-ну, не стойте же, мои юные друзья, - радостно засуетился Мюллер. – Хватайте пакеты, и за мной шагом марш в дом! Там потолкуем обо всем по порядку, в ногах-то правды нет, как гласит народная мудрость.

 

Глава 14.

Мюллер фальцетом захихикал себе в усы, первым подхватил пакеты, с размаха грохнул дверцей багажника своего пыльного внедорожника и стремительно посеменил к калитке в заборе. Мише с Ванькой не осталось ничего другого, как взять оставшиеся пакеты с продуктами и направиться следом. Пройдя через небольшой дворик, все трое в темпе, заданном Мюллером, с наскока преодолели крыльцо и ввалились в дом.

Дом оказался большим, намного больше, чем казалось снаружи. Высоченные потолки, широкие дверные проемы, большущие окна – все они наполняли дом светом и свободным местом. А отделка стен диким камнем, паркетная доска теплых тонов на полу, массивная мягкая мебель светлых оттенков и камин в гостиной – уютом.

- Рассаживайтесь, устраивайтесь, чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что в гостях, как говорится, - хихикал Мюллер, распределяя Мишу и Ваню по поверхности дивана и кресел вокруг стола в гостиной. Ребята не возражали, чувствуя себя определенно в гостях, поскольку в их квартирах подобных интерьеров и мебели не имелось, следовательно, забыть при всем желании бы не удалось.

– Оля, чаю нам сделай! Тут накрой! - неожиданно властно и совсем без веселья гаркнул куда-то в сторону Мюллер.
- Да мы только что… Спасибо, не… - застеснялся Миша.
- Никаких «не» и никаких «спасибо»! Чай – это святое, он всему голова, поверьте! – мгновенно отреагировал Мюллер, пресекая дальнейшие попытки спорить.

Откуда-то из глубин дома возле стола в гостиной незаметно появилась женщина неопределенных лет, словно в противовес красно-пшеничному Мюллеру вся состоявшая из оттенков серого цвета. Подойдя к краешку стола, она постелила крахмально-белую скатерть и молча начала составлять на нее пузатые фарфоровые кружки, блюдца и такой же пузатый чайник. Кроме них на скатерти возникло блюдце с медом, ваза с конфетами и розетка с вареньем. Движения женщины были неторопливы и выверены, как движения хорошо отлаженного автомата на сборочном конвейере.

- Знакомьтесь! Это моя супруга, Оля. Оля, это Михаил и Иван, - по-хозяйски познакомил Мюллер присутствующих. – Ты давай-ка на кухне побудь, пакеты разбери пока, а мы тут посидим, пообщаемся.
Супруга Мюллера кивнула и так же незаметно, не поднимая глаз, испарилась, тихо истаяв в просторах дома.

Мюллер с разбегу бухнулся в свободное кресло, скрестил ножки и, улыбаясь, налил гостям и себе чаю. Водрузил пузатую чашку на блюдце, от души добавил меда, позвенел ложечкой, и замер, повернув красную веселую физиономию к Мише и Ваньке.

- Я весь внимание, мои юные друзья! Что привело вас в мою скромную обитель? – задорно зашевелились усы.
«Ни хрена себе скромная обитель, блин», - подумал Миша, но вместо этого начал:
- Мюллер, тут такое дело в-общем. Иван - мой друг и копарь. По старине копает, - Миша с удовольствием отметил про себя, что Ванькины уроки не прошли даром, и новые термины довольно удачно ввинчиваются в разговор. – Я хочу с ним вместе ездить, копать. Командой. Но у меня нет прибора. Я, если честно, совсем новичок, на копе еще и не был ни разу. Мы думали у Кабана прибор для меня купить, а он его уже продал. Он нас к тебе отправил, говорит, что ты можешь помочь. У меня и деньги с собой, готов хоть сейчас…
- Да ты не суетись, Михаил, чаю попей вон с медком. Прибор, говоришь? Копать, говоришь? Мюллер отхлебывал горячий крепкий чай мелкими глотками и делал вид, что задумался.
– По старине, значит? Или все же по войне, а? Только честно. Мне конкуренты в полях не нужны.

Мюллер неожиданно прекратил процесс отхлебывания и уставился на Мишу. Глаза его вмиг похолодели, неизменная улыбка заблудилась в усах, он подобрался и весь разом стал жестче. От наивности, веселья и добродушия не осталось и следа.

- Да н-нет… Мы по старине... по войне нас не интересует… да и опасно же это… боеприпасы, менты… не конкуренты мы, честное слово, - поспешно заговорил вдруг Ванька, не дав Мише произнести ни слова.
- Ну, если по старине, да еще и честное слово – тогда можно. Доверяй, но проверяй, как говаривал товарищ Берия, - хохотнул Мюллер, мгновенно превращаясь в себя прежнего. - Поверьте, мои юные друзья, ничего личного, просто вопрос на засыпку.

Миша с Ванькой оторопело переглянулись, одинаково пораженные такой неожиданной и моментально-двойной переменой поведения хозяина дома. Тот же, как ни в чем ни бывало, уже снова хихикал и улыбался, краснел лицом и суетил ручками над столом, подливая в кружки чай.

- Прибор – это можно. Это мы легко устроим. По старине – это отлично. Правильно, нечего по войне лазать. Это ж я о вас забочусь, друзья мои. Чтоб вам, молодым да неопытным, руки-ноги не поотрывало. Поверьте, я многих видал, которые полезли куда не звали, выкопали, что не положено, и сами от этого и пострадали. По войне ходить - это вам не по старине. Тут сноровка нужна, опыт, знания, осторожность, талант даже. Если нет у человека этого – нечего и соваться, не твоё это. Вот я опытный, многое знаю, многое умею, другие мне и в подметки не годятся, поэтому я и с находками, и жив-здоров. Остальные копари после меня объедки собирают, а я – самые сливки. Спросите, почему? А вот я и говорю: потому что кто трудится, карты изучает, литературу, тому и хабарок пожирнее достается. Да и копарей-то толковых нету почти, кроме меня. Так, шелупонь одна. А машина у меня видали какая? Танк, а не машина! Где все застряли, я проехал, и всех позади с кукишем оставил. Потому и завидуют мне всякие лохи и неудачники. Но мне их зависть побоку. Поверьте, я всем им уже тыщу раз доказал, кто из нас самый лучший копарь!

Завершив хвалебную оду самому себе, Мюллер выдал целую серию хихиканий и победоносно скрестил ручки на груди над пузиком. Сейчас он настойчиво напоминал Мише Наполеона, стоящего на холме и осматривающего с его высоты поле недавней грандиозной битвы, усеянное трупами поверженных врагов. Впрочем, никаких трупов в гостиной не наблюдалось, звуков битвы за окном тоже слышно не было, но образ был настолько похож, что Миша силой воображения подрисовал к рыжей шевелюре Мюллера треуголку французского императора-коротышки. Образ сразу обрел завершенность.

- Ну да ладно, давайте ближе к телу. Как говаривал Феликс Эдмундович, болтун – находка для шпиона, - Мюллер снова закатился смехом в пшеничные усы, явно довольный очередной удачно вставленной в монолог поговоркой. – Вперед, мои юные друзья! Навстречу подвигам и открытиям! Пошли вниз, приборы у меня в подвале.

 

Ни строчки не прочитал и не буду, дождусь пока приедет с автографом, мы люди старые, книгу в руках держать привыкшие

 

Аналогично.Жду бумажный вариант.

 

Всё понимаю, камрады. Книга выкладывается здесь для тех, у кого нет возможности приобрести бумажный вариант. Многие ведь наоборот предпочитают читать на планшетах и смартфонах.

 

Люблю страницы перелистывать))Поэтому жду книгу.

 

И хорошо бы картинки

 

Приветствую всех! Долго не выкладывал новые главы) Но теперь продолжу!)

 

Глава 15.

Миша и Ванька послушно встали и потянулись следом за Мюллером, который едва ли не вприпрыжку устремился куда-то в коридор. Там в полу, прямиком под лестницей, ведущей на второй этаж, обнаружился люк. Мюллер наклонился, щелкнул замком, рванул на себя дверцу в полу и тут же исчез в образовавшемся проёме. Горохом застучали ножки, сбегающие по лестнице вниз.

- Айда вниз, только под ноги смотрите. А то подвал у меня глубокий, по уму сделан, лестница крутая, если навернетесь, то костей не соберете, - даже эту отнюдь не веселую перспективу Мюллер озвучивал радостно, усилив свой голос эхом подвала.

Ванька, сопя, полез первым, за ним спускался Миша, глядя под ноги и аккуратно переставляя ноги с одной ступеньки на другую. Лестница, ведущая вниз, и правда оказалась крутой, а подвал глубоким: наверное, метра три в высоту от пола до бетонного потолка. К счастью для всех, спуск закончился благополучно, и через минуту троица уже стояла в подвале, залитом ярким и ровным светом люминисцентных ламп.

Подвал впечатлял. Оказалось, что это скорее и не подвал вовсе, а вполне себе такой подземный этаж, огромный, с массой свободного места, повторявший своими контурами надземную часть дома. В отличие от первого этажа, никакого уюта здесь, конечно, не было, но подвал в этом и не нуждался – бетонные стены и потолок, покрытый зеленым пластиком пол, лампы дневного света на потолке и многочисленные металлические стеллажи, прикрученные к полу, вызывали стойкие ассоциации с немецкими бункерами времен второй мировой войны. Притихшие друзья осматривали пространство вокруг, пораженные размахом стройки «скромной обители». А Мюллер откровенно наслаждался моментом, гордость его купалась в безмолвных комплиментах изумленно молчавших Миши и Ваньки. Лицо Коровина-Мюллера от удовольствия покраснело пуще прежнего, усы триумфально встопорщились, своим взглядом он ловил и провожал взгляды ребят, лаская стены и пол подвала.

- Мда-а, круто, блин! Фигассе подвальчик…, - выдавил Ванька.
- А то! Другого такого подвала ни у кого во всем Чапыжинске нет! – тут же подал голос Мюллер. – Все ведь как строят? Тяп-ляп и готово, из того, что украл, из говна и пара, как говорится. А я основательно строю, с подходом, с чувством-толком-расстановкой! Ты всё продумай и рассчитай сначала, прежде чем строиться-то. Как гласит народная мудрость, семь раз отмерь - один раз отрежь! Поверьте, парни, я в строительстве побольше других знаю, опыта у меня ого-го!

Очевидно, Мюллер испытывал страсть к разного рода поговоркам и выражениям, судя по тому, как ловко и часто он использовал их в своих монологах. Собственный опыт и мнения Мюллер не подвергал ни малейшему сомнению, и если чем их и поверял, то исключительно этими самыми поговорками. А словечко «поверь», с которого он начинал и которым заканчивал большинство фраз, было этаким неоспоримым аргументом, после применения которого собеседнику оставалось либо действительно поверить, либо убить себя об стену. Других вариантов развития событий это словечко, сказанное важным и покровительственным тоном, просто не допускало. Не допускало оно и критику, пусть даже конструктивную, да и просто чужое мнение, отличающееся хотя бы на йоту от мнения Мюллера. Для себя Миша сделал именно такие выводы, рассматривая мощные стены подвала и слушая важную трескотню хозяина дома, а простодушный Ванька просто стоял с открытым ртом и вытаращенными глазами. В Мюллере он явно разглядел того, кем тот изо всех сил хотел казаться: самым опытным и лучшим во всех отношениях копарем, строителем, знатоком всего на свете. Похоже, Ванька уже безоговорочно занес Мюллера в разряд «человечищ». А тот тем временем увлекал гостей дальше в казематы образцово-показательного подвала.

- Ну, вот мы и на месте. Тут у меня мастерская, - нараспев сказал Мюллер, величаво обводя рукой обширную часть подвала.

Здесь стены были увешаны полками, стояли неизменные стеллажи во всю высоту от потолка до пола, свободное пространство между стеллажами занимали плоские поверхности столов и верстака. Над верстаком к стене была прикручена болтами массивная деревянная доска, увешанная самым разнообразным инструментом. Ассортимент его был столь богат, что Миша и Ванька при всем желании не смогли бы понять, для каких целей предназначена добрая половина развешенного. В рядах инструментов царил строгий порядок, всё было на своих местах, чистенькое, новенькое, словно инструментами чаще любовались, нежели применяли по прямому назначению. Столы у стен были заставлены банками, баночками, пузырьками с химией, тазиками, пластиковыми обрезанными бутылками и прочими ёмкостями. Наибольшая концентрация ёмкостей наблюдалась возле походной газовой плитки, водруженной тут же. Сильно пахло хозяйственным мылом и нашатырем.

Мюллер дождался, пока Миша и Ванька вволю насладятся созерцанием мастерской, после чего подвел их к неприметной железной дверце в стене и завозился там, повернувшись к друзьям спиной и гремя ключами. Напоследок крякнув и наподдав дверце одновременно плечом, бедром и пузиком, от чего и дверь, и пузико, вошедшее в контакт с ней, затряслись, Мюллер распахнул ее и юркнул в проем. Миша пригнул голову и перешагнул через порог, более высокому Ваньке пришлось согнуться почти в половину, чтобы не познакомить собственный лоб с мощной дверной коробкой.

- А это, мои начинающие коллеги, моё хранилище, - Мюллер уже стоял посередине комнаты. – Святая святых, так сказать. Все надежно, три немецких замка на двери из листовой стали шести миллиметров толщиной, мышь не сбежит!

 

Глава 16.

Мышей тут, естественно, не было. Как и во всех помещениях подвала, здесь тоже царила идеальная чистота. Не было тут и стеллажей с верстаками, а вместо них на стенах висели глубокие деревянные рамы с точечной подсветкой по периметру, забранные стеклом, за которым на аккуратных одинаковых шпеньках крепились такие вещи, которых ни Миша, ни Ванька раньше и в глаза не видывали.

- Это моя коллекция штык-ножей. Тут у меня фляги. Это пряги. Здесь палаточные колышки. Пуговицы и кокарды. Коллекция смертных жетонов. Знаки отличия. Награды всевозможные, - как заправский экскурсовод, Мюллер вел друзей вдоль стен с рамами, не давая им, впрочем, надолго задерживаться и разглядывать экспонаты, которые через стекло взирали на экскурсию свастиками и орлами.
- Коллекция у меня, как видите, отменная. Самая большая в Чапыжинске. Да и во всей области! Поверьте, такой больше ни у кого нету. Всё нажито непосильным трудом, - не скупился на похвалы Мюллер. – Другим о таких вещах только мечтать! Всё вот эти руками найдено и приведено в божеский вид. Никаких копий, только оригиналы! Я ж не как некоторые, фуфел не собираю, у меня всё настоящее.

Мише вдруг захотелось немедленно выйти на воздух. Неприятное чувство омерзения к вещам в рамах, к этому подвалу, к мертвому белому свету ламп и к рыхлому самодовольному человечку накатило исподволь, из ниоткуда, сдавив горло и виски. Расхотелось находиться здесь, среди горделиво вздымающих головы со свастик орлов, под их холодно-надменными взглядами. Стало невыносимо тошно смотреть на поблескивающие пряги, читать надписи, выведенные острым готическим шрифтом, слушать самодовольное бормотание Мюллера, наблюдать за его подскоками и движениями пухлых ручек. Что было тому виной, Миша не понимал. Возможно, спертость воздуха в помещении, или приступ клаустрофобии, хотя объективно ни тому, ни другому, причин не наблюдалось: воздух гонялся вращающимся в стене под потолком мощным вентилятором, а до самого потолка Миша не смог бы достать рукой, даже подпрыгнув. Однако липкое чувство гадостности не исчезало, странный спазм отвращения никуда не девался.

- А здесь у меня приборы. На любой вкус и цвет, как говорится! Смотрите, выбирайте, спрашивайте. За спрос не дают в нос, - донеслось до отставшего Миши довольное щебетание Мюллера.

Мысль о том, что цель их визита сюда совсем близка, слегка разогнала тошнотворное марево.

- Ух ты! Вот это да! Ништяк! – несся из угла комнаты Ванькин голос. – Аа-фигеееть! Михан, двигай сюда!

Ванька с неподдельным восторгом и благоговением рассматривал стоящие в ряд металлодетекторы. Их было много, штук двадцать. Все они, такие одинаковые издалека и такие разные в нюансах при ближайшем рассмотрении, выстроились как бойцы по ранжиру, прислоненные подлокотниками к стене, стоя катушками на полу. Завершал шеренгу приборов Мюллер, вновь похожий на полководца. Пухлые ручки покоились на пузике, красное лицо выражало смесь восхищения самим собой, гордости за свой подвал и неизменного бонапартовского триумфа. Миша, стараясь не смотреть на Мюллера, подошел к Ваньке, который уже миновал середину шеренги и сейчас, склонившись, разглядывал приборы.

- Блин, фигассе, е-трак! Ого, экскалибур! Даже джипиикс есть, офигеть! – Ванька энергично изливался восторгом, заглядывая в дисплеи приборов, словно в глаза девушки, и любовно прикасаясь к их штангам. Миша молча следовал за ним, внимая его коротким комментариям и тоже невольно любуясь выверенной грацией штанг, линиями подлокотников, округлостями катушек, технологичным видом блоков управлениями и их дисплеями.

- Ё-моё! Это же…?! – присвистнул Ванька, достигнув конца строя. Едва не упираясь головой в пузо Мюллера, он склонился над последним в линии прибором, выделявшимся из массы своих собратьев воздушностью конструкции, отсутствием провода на штанге и миниатюрностью блока управления. Ванька потянул к нему руки, но замер на полпути, остановленный тирадой Мюллера.

- Да-да, он самый. Полностью беспроводной, никаких тебе глюков при ударе катушкой о траву, легкий - всего 900 грамм, телескопический, собирается мгновенно, блок съемный на магните, быстрый, навороченный, с отличной скоростью отклика, - Мюллер выдавал характеристики прибора как заправский оружейный барон из голливудских боевиков, демонстрирующий покупателям новейший «ствол». – Умеет многое, в комплекте беспроводные «уши», четыре рабочие частоты на одной универсальной катушке, по чуйке даст фору многим. Цена две штуки баксов.

Миша аж выдохнул, как от удара поддых. Шестьдесят косарей? Это намного больше, чем вся его заначка. Он даже не предполагал, что приборы могут стоить таких денег.

- Не-е, Валентин, куда нафиг? Мише попроще прибор надо, все-таки первый, - это Ванька отреагировал на услышанную цифру, с видимым сожалением убирая руки прочь от прибора.
- Так бы сразу и говорили, чё голову морочить, - поморщился Мюллер, разворачивая Ваньку и подталкивая к началу шеренги. – Давайте проще поступим – Михаил, сколько денег есть на покупку?
- Эммм… ну, я вообще-то рассчитывал на десять, край пятнадцать тыщ. Иван сказал, что должно хватить.
- Тогда вот, выбирайте от сих и до сих, - несколькими шагами отмерил ассортимент Мюллер. – Здесь как раз в эту цену приборы.

Ванька покорно вернулся к первому в строю металлодетектору и начал водить носом, осматривая его и следующие в ряду. Миша стоял сбоку, уступая Ваньке решение проблемы выбора, рассудив для себя, что Ванька знает лучше, он дольше в этой теме, не чета ему, Мише, который и на копе-то еще ни разу не был, и вообще узнал обо всем этом хобби только сегодняшним утром. Поэтому и лезть ему не надо, пусть приятель сам выберет прибор. Миша с удовольствием уступал Ваньке и переговоры с Мюллером, и обсуждение достоинств той или иной модели – разговаривать с пухлым коротышкой совсем расхотелось. А Ваньке все происходящее, похоже, доставляло истинное удовольствие: он уже ползал на коленях по полу, придирчиво осматривая катушки, разъемы и провода, не пересекая, впрочем, границы, обозначенной Мюллером, и бубнил себе что-то себе под нос.

- Тэээкс, что тут у нас… ага, ясно… катушка восьмидюймовая… а это кто? Ага, аська… нафиг… о, фишер… ага, а вот и тёрочка… - еле слышно Ванька вел сам с собой диалог, изучая приборы и закатывая время от времени глаза, вспоминая, видимо, технические характеристики. Удивительно, но Мюллер не спешил со своими комментариями, словно подрастеряв интерес к покупателям после объявления ими своих финансовых возможностей.

 

Глава 17.

- Ну вот, - Ванька распрямился и выдернул из строя прибор. – Вот этот возьмём. Тёрочка, пятерка. Не семёрка, конечно, зато по деньгам, и по характеристикам неплохо для новичка. Самое оно!

Миша кивнул. Мюллер пожал плечами, хмыкнул и подтвердил:
- Как говорится, на безрыбьи и щуку раком. Если в средствах ограничены, то пойдет. Пятнадцать тыщ, цена божеская. Коробки нет, прибор бэушный, сами понимаете, но инструкцию найду. Работоспособность можете не проверять, поверьте - дерьма не держим.
- У меня с собой только десять. Но я на днях обязательно занесу остаток, - заверил Миша.

Мюллер замер, вперившись в Мишино лицо совсем не улыбчивыми и уже не наивными глазками. Помолчал полминуты, словно прикидывая в уме Мишину платежеспособность и надежность данного им обещания, а затем резко подобрел, заулыбался, заискрил глазками и взмахнул ручкой.

- Лады, договорились! У меня к каждому клиенту подход индивидуальный. Другой бы на моем месте отказал, послал бы, да я не таков. Я хорошим людям всегда навстречу пойти готов. И услугу оказать, и добро сделать. Я по тебе вижу, что ты парень честный, слову твоему верю, а я, поверь, в людях почище всякого психолога разбираться научился, опыта работа с людьми у меня хоть отбавляй. Хотя, бывало, и обманывали меня, и предавали, а я все равно веру в людей не растерял. Как без этой веры жить-то? Это ж свихнуться можно, если во всех вокруг врагов видеть. А если вдруг обманешь, то уж поверь, я найду способ своё взять, поди не лаптем щи хлебаю, как говорится, да и связи нужные имеются.

Мюллер уже искал а стопочке инструкций нужную, сыпал похвалами, перемежая их философскими отступлениями и легкими угрозами. То, что щи он хлебает отнюдь не лаптем, было абсолютно очевидно и бесспорно. Об этом в один голос твердили и основательность дома, и стерильный, по-немецки аккуратный подвал, и шеренга приборов, и экспонаты в рамах, и даже аккуратное пузцо. Миша достал из кармана джинсов деньги и протянул их Мюллеру, возникшему перед ним с инструкцией к прибору в руках. Будто обмениваясь опасным компроматом, Мюллер одной рукой взялся за деньги, а второй протянул брошюрку с изображением прибора Мише. Помедлил, пока Миша возьмет инструкцию, разжал державшие ее пальцы и выдернул деньги. Хихикнув, ухватил тощую стопку купюр в ладошки обоих рук, поднес деньги поближе к лицу и стал их пересчитывать, периодически с видимым удовольствием обильно слюнявя пальцы и напомнив тем самым Мише лоснящегося жирного хомяка, аппетитно грызущего в своей клетке печенюшку.

- Денежки счёт любят, - не переставая лучиться от радости в процессе пересчета купюр, пояснял Мюллер. – К ним с любовью надо, копейка ведь рубль бережёт. Вон, у других почему вечно денег нет? Да потому что не умеют они с деньгами работать! Сколько ни дай им, всё как вода в песок. А я с деньгами умею обращаться, знаю, куда и на что каждую копеечку истратил, у меня все ходы записаны. И к кому идут потом, чтоб денег в долг попросить? Ко мне, конечно! Но я не даю. Сами должны зарабатывать, своей головой, знаниями, трудом упорным. Поверь, мне не жалко денег, просто смысла не вижу их одалживать. Я вот всю жизнь думаю о том, как деньги заработать, а потом их преумножить, не растерять. А остальные хотят, чтоб им на тарелочке с голубой каёмочкой принесли, на халяву дали. А так не бывает. Любишь кататься – люби и саночки возить, как известно. Нужны деньги – изволь оставить что-то в качестве гарантии возврата долга. Я предпочитаю приборами брать, на них всегда спрос есть. Могу, конечно, и находки зачесть по сходной цене. Но какие там находки у других, шмурдяк один несут вечно.

Купюры из ладошек бесследно пропали в бездонных карманах шорт Мюллера, и, вливая Мише и Ване в уши очередной гимн своим достоинствам, знаниям и упорному труду, он уже торопливо и суетно подталкивал друзей к выходу из комнатки. Ванька нес прибор, Миша – инструкцию. Хлопнула дверь, заскрежетали замки, ключи виртуозно повторили недавнее исчезновение денег, и Мюллер засеменил армейскими ботинками к лестнице, продолжая на ходу разглагольствовать. Еще пара минут, и все они оказались наверху, в коридоре. Тяжко хлопнул за спиной люк подвала, надежно запечатывая его и защищая хранящиеся внизу экспонаты от чужих глаз.

Мюллер, более не предлагая гостям ни чаю, ни посидеть на дорожку, повел их в входной двери.
- Ну, поздравляю с покупкой! Удачных выездов и интересных находок под катушку! - Мюллер заглядывал в глаза Мише и Ваньке, тряс ладошкой их руки, хихикал усами и кивал бордовой физиономией. – Как говорится, будете проходить мимо – проходите! Шутка! Заглядывайте, хорошим людям всегда рады! И деньги занести не забудьте. Кстати, захотите находки продать – приносите мне. Лучше меня все равно цену никто не даст.

Мягкое, но настойчивое давление сзади несло Мишу и Ваньку в сторону калитки. Еще мгновение – и она железно захлопнулась за их спинами, взвизгнула с обратной стороны засовом. Еще миг слышны были шажки Мюллера в тяжелых армейских ботинках и его беспрестанное похихикиванье. Бахнула входная дверь, сквозь нее приглушенно донеслось требовательное: «Оля, на стол собери! Есть буду!», и всё затихло. Миша и Ванька пошагали прочь от почерневшего в закатном свете внедорожника обратно в сторону многоэтажных кварталов Чапыжинска.

 

Глава 18.

Солнце уже зацепилось своим краем за верхушки деревьев на другой стороне Умойки и свет его стал красно-золотым и пыльным. Летний день сменялся вечером, постепенно оттесняя зной в поля и степи за городом, жаркое безветрие уступало мягкой вечерней прохладой. Крыши коттеджей больше не горели огнем, заборы не резали глаз солнечными бликами, в домах тут и там загорались окна, семьи собирались в гостиных за столами к ужину. Где-то далеко, у самой реки, трещали кузнечики, но и они уже утихали, делались тише, чтобы вскоре, с наступлением темноты, умолкнуть совсем и передать вечерний эфир лягушкам. Миша с Ванькой шли по нагретой за день грунтовой дороге поселка и думали каждый о своем. Миша, неся на плече прибор, прислушивался к ощущениям, рождаемым его тяжестью.

Прибор совсем не казался тяжелым, напротив, Мише казалось, что он какой-то воздушный, легкий, хрупкий. Он нес его и думал о том, что любая покупка требует к себе аккуратного и бережного отношения, а эта - вдвойне. Ведь теперь это его пропуск в мир приборного поиска. Изредка искоса поглядывая на блок управления и дисплей прибора, Миша беззвучно, про себя, читал пока не очень понятные надписи на нем, гадая, что они означают. Ему не терпелось как можно скорее оказаться дома, положить купленный металлодетектор перед собой, открыть инструкцию и вдумчиво, смакуя пункт за пунктом, читать ее, изучая и запоминая, наслаждаясь моментами понимания, узнавания нового. Это Ванька относится к любым инструкциям наплевательски, мол, их и читать-то незачем, всё на практике станет понятно, но Миша не таков. Он предпочитает сначала детально изучить мануал, а уж потом приступать к практике. Сказывался опыт работы с компьютерными комплектующими, инструкции к ним ведь тоже не просто так пишут, производители не дураки. И это правильно: почитаешь инструкцию, поймешь ее, запомнишь, а что не запомнишь – на листок выписать можно на всякий случай, а потом уже на практике проверять всё, что узнал из теории.

Все Мишины мысли сейчас крутились вокруг прибора и его возможностей. Думать о Мюллере, его большом доме, серой жене и капитальном подвале не хотелось. Мысли эти, подобно мрачным облакам на горизонте в безоблачный день, клубились где-то на задворках сознания, Миша отгонял их подальше, не желая омрачать ими радость от приобретения. А вот Ванька, похоже, ни о чем другом думать не мог, кроме как о коллекции Мюллера, о богатстве его подвала и успешности Мюллера во всех мыслимых и немыслимых областях. Он долговязо вышагивал рядом и, так же как Миша, непривычно молчал, погрузившись в собственные мысли. Так, не нарушая тишины, друзья дошагали до начала грунтовой дороги и как-то резко, совсем без перехода, вновь оказались в городе.

Здесь тоже чувствовалось наступление вечера: на улицах появились гуляющие парочки, улицы подсветились тусклыми еще фонарями, из сквера неслись звуки музыки, смех и голоса отдыхающих.

Дойдя до сквера, Ванька повернулся к Мише, и запоздало поздравил: - Ну, с приобретением тебя, Михан! Ты, можно сказать, теперь почти во всеоружии. Лопату я тебе свою дам, на первое время сойдет, а потом купишь себе. Предлагаю прямо завтра поехать покопать, с прибором освоишься, посмотришь всё на деле. Как тебе предложение?
- Конечно, поехали! – предложение показалось отличным.
- Тогда заметано. Давай, завтра в 10 утра я у тебя, а ты уже будь готов, машину пораньше бери, чтобы время не терять. И это… перекусить чего-нибудь захвати, лады? Ну, всё, я побежал тогда. Собраться сегодня надо, прибор и лопаты упаковать, подсумок тебе еще найти, где-то был у меня, рюкзак уложить. Давай, Миха, до завтра! – выпалил Ванька распоряжения, законно возложив на себя роль командира в подготовке завтрашней вылазки, после чего торопливо пожал Мишину руку и засеменил по улице, удаляясь и от сквера, и от Миши, оставшегося стоять с прибором на плече.

Миша, проводив взглядом несуразную фигуру Ваньки, свернул на боковую улочку и пошагал по направлению к своему дому, на сей раз обходя сквер: идти с покупкой мимо подвыпивших отдыхающих было бы не очень разумно. Не то, чтобы Миша боялся драк, нет. При необходимости он мог за себя постоять, но сейчас стычка с любопытной и разгоряченной алкоголем молодежью могла испортить в целом приятное ощущение этого вечера, а кроме того, если бы завязалась потасовка, прибор вряд ли бы уцелел. Поэтому решение обойти сквер стороной, даже дав крюк в лишних полтора квартала, представлялось наиболее правильным.

Спустя пятнадцать минут без каких-либо приключений Миша подошел к подъезду своего дома. Во дворе не было ни души, за исключением бабки Андреевны, по-прежнему занимавшей наблюдательный пункт на скамейке у входной двери. Миновать её незамеченным не представлялось возможным, и Миша ускорил шаг, намереваясь с разгону преодолеть орбиту Андреевны и укрыться от нее в подъезде. Впрочем, этот план немедленно потерпел фиаско: ускоренное движение Мишиного тела к входной двери наметанный глаз Андреевны моментально расценил как крайне подозрительный признак.

- Чего бежишь как на пожар? – не дав Мише приблизиться к спасительной двери подъезда, заскрипела бдительная Андреевна.
– Весь день шастаете как угорелые, дверьми хлопаете, грязь в подъезд таскаете. То ты, то этот друг твой непутевый. А это что за дура у тебя с собой? – взгляд цепко ухватился за прибор на Мишином плече. Подозрительность объекта в понимании бабки мгновенно выросла в разы.
- Это прибор, Антонина Андреевна. Металлодетектор. Сегодня купил только, - вкладывая в голос максимум благожелательности, ответил Миша.
- Ты что это удумал? Мины, что ли, этим искать собрался? Это зачем еще? - градус тревожности в голосе Андреевны повышался пропорционально ее знаниям о минах, взрывах и терактах, почерпнутым из телепередач, заботливо выливаемых пропагандой на мозги простодушных жителей страны.
- Да ну что вы, какие мины? Монетки только. Мелочевку разную. Мины и оружие – это опасно, да и зачем они мне… Я клад найти хочу, - Мише ничего не оставалось, кроме как занять оборону и попытаться деланной наивностью подкупить вредную Андреевну.
- Знаю я вас, паршивцев! Сначала миноискатели покупают, потом бомбы всякие выкапывают, а потом дома взрывают! Вон, давеча только про это по телевизору показывали! Ишь, кладоискатели хреновы! Нет бы чем-то полезным занялись, ремонт бы в подъезде сделали, так нет же – клады им подавай!

Похоже, Андреевна одинаково люто ненавидела и бомбистов, и кладоискателей, и вообще всех тех «паршивцев», которые делают что угодно, кроме ремонта в подъезде. Впрочем, скорее всего, объявись тут прямо сейчас деловитые маляры и штукатуры, Андреевна нашла бы причину возненавидеть и их. Не слушая все больше распаляющуюся праведным гневом соседку, Миша поспешно рванул дверную ручку на себя и укрылся в спасительной тишине подъезда, поставив точку в беседе грохотом захлопнувшейся двери. Взлетел по ступенькам на свой этаж, открыл дверь и оказался в собственной квартире, где царила спасительная тишина и легкий сквозняк из открытых окон.

 

Глава 19.

Миша торопливо переоделся в домашнее, всунул ноги в тапки, вскипятил чайник и, усевшись с кружкой чая за кухонный стол на тот самый табурет, с которого этим утром вещал Ванька, разложил перед собой руководство пользователя и стал внимательно, страницу за страницей, изучать написанное. Пробежав глазами приветствие от создателей прибора, взглядом зацепился за пожелание удачи в поиске кладов и перешел к странице, где описывалась комплектация прибора и способ его сборки. После непродолжительного изучения этого раздела выяснилось, что, во-первых, к металлодетектору можно докупать сменные катушки с разными поисковыми характеристиками, а во-вторых, что Мюллер не отдал ни запасные болты и гайки для крепления катушки, ни ремешок для фиксации руки в подлокотнике. Решив, что спросит о них, когда будет отдавать оставшуюся часть суммы, Миша приступил к изучению раздела с техническими характеристиками прибора. Инструкция была написана на удивление простым языком, без технических заумностей и вполне подробно, и мало-помалу Миша стал понимать, каким образом осуществляется сам поиск предметов в земле и отображение информации на дисплее. По мере чтения становилось понятно, за что отвечает тот или иной параметр в настройках прибора и обозначения на экране. Дальше в руководстве говорилось, что для лучшего понимания настроек прибор нужно включить и изучать пункты меню настроек на практике, сверяясь с текстом. Миша так и сделал: с некоторой долей волнения нажал кнопку включения – прибор тут же отозвался короткой мелодичной трелью, дисплей засветился, на нем появилось название производителя, которое сменилось данными о параметрах, свидетельствующих о том, что прибор исправен и готов к работе.

В течение следующей пары часов Миша изучал меню прибора, менял настройки, вчитывался в текст инструкции, для лучшего запоминания выписывал на листок бумаги новые для него термины и краткие пояснения к ним. Дочитав инструкцию до последней страницы, Миша уже более-менее понимал, что такое дискриминация металлов, баланс грунта, отстройка от помех, чувствительность прибора и как совокупность всех этих параметров влияет на эффективность поиска. Теперь он с еще большим нетерпением ждал завтрашнего выезда, чтобы наконец увидеть прибор в работе и поэскпериментировать с настройками в реальных условиях.

С такими мыслями Миша отправился в постель, бережно поставив прибор в спальне и размышляя о событиях дня, начавшегося так странно и еще более странно заканчивавшегося. Как-то так получилось, что в один день он заболел странной болезнью, страстью к приборному поиску, и виной тому – Ванька. Подумать только! Ванька, которого Миша всегда считал человеком несерьезным, взбалмошным, невероятным образом угадал с нотами струн Мишиной души, задел их, растревожил. Придал невероятной силы импульс, который заставил его потратить часть бережно скапливаемой заначки, толкнул на знакомство с новыми людьми, перечеркнул обыденное восприятие улиц и домов родного городка, вынудил открыться по-новому хоженый тысячи раз старый сквер. Импульс этот оказался так силен, что и сейчас, вытянувшись в кровати, Миша не может не думать о приборе, обо всем том, что вычитал в инструкции к нему, о тонкостях и нюансах поиска. Не перестает мечтать о том, как завтра найдет свою первую монетку, о том, как именно это случится, и что он, Миша, будет при этом испытывать, как покажет ее Ваньке, и что тот о ней скажет.

Мысли эти были тягучи, сладки, таинственны, хотелось прокручивать их в голове вновь и вновь, словно пробуя их на вкус и чувствуя при этом, как быстрее начинает биться сердце, как душу охватывает азарт и удивительное ощущение общности с многовековыми тайнами вещей, сокрытых в земле от людских глаз и рук. А еще это сладкое слово «клад»…

Оно бередило ум и душу, заставляло фантазию и воображение рисовать удивительные картины, объясняющие, откуда этот самый клад взялся. Миша представлял богатого купца, удирающего через лес от лихих людей с большой дороги и наскоро прячущего кошель с крупными серебряными монетами под пень. На смену купцу воображение подкидывало слайды с участием воришки, в день ярмарки умыкнувшего у подвыпившего лавочника выручку и лунной ночью ныкающего ее от подельников под камнем за околицей села. Затем перед внутренним взором Миши пузатый красномордый барин бежал прочь от своей пылающей усадьбы и толпы взбунтовавшихся мужиков с вилами, поспешно унося мошну с нажитым добром. В Мишином воображении мужики барина настигали, но тот назло им успевал выбросить свои богатства в мелкую Умойку. И ведь все это добро, монеты, серебро и золото до сих пор лежит где-то там, в лесу, в поле под камнем, или на каменистом дне речушки, и терпеливо ждет, когда его найдут! И найти его можно либо совершенно случайно, по счастливому стечению обстоятельств, либо, что куда более вероятно, при прочесывании местности с металлодетектором. И Миша верил, хотел верить, что так и случится, что свой клад он непременно найдет. Что это будет за клад и как он распорядится им потом – мыслей не было, да и не думалось сейчас об этом, не было ни малейшего желания опошлять романтику соприкосновения с историей деньгами. Хотелось другого: вновь ощутить тяжесть старинных монет в своей ладони, почувствовать груз веков, которые отпечатались на них, через эту тяжесть попытаться почувствовать далекий отзвук голосов тех людей, которым раньше принадлежали эти монеты, извлеченные теперь при помощи металлодетектора из векового подземного сна.

Незаметно для себя самого Миша уснул. А ночью ему приснился сон, в котором Кабан сидел на ветке высоко над землей, а под деревом стоял голубой внедорожник Мюллера. Сам Мюллер ходил кругами внизу, похохатывал и пытался сбить Кабана с дерева, бросаясь тяжелыми медными кругляками. Кабан лениво уворачивался от летящих в него снизу монет и печально взирал сверху на хихикающего рыжеусого коротышку.

 

Глава 20.

Будильник оповестил пронзительными трелями о наступлении утра ровно в 8 часов. Миша легко вынырнул из глубин сна, не открывая глаз, на ощупь, нашарил источник звука где-то в районе прикроватной тумбочки и, не с первого раза попав по кнопке отключения, утихомирил нарушителя утреннего спокойствия. Наступило утро дня, которого он так ждал, посему нежиться в кровати дальше желания не возникало. Рывком отбросив плед и свесив ноги на пол, Миша энергично встал, взглянул в окно, чтобы удостовериться в том, что погода не преподнесла никаких неприятных сюрпризов в виде дождя, сделал несколько коротких и быстрых махов руками, покрутил головой, разминая затекшую ото сна шею, и решительно направился в ванную.

Прокручивая в уме краткий список дел, которые необходимо успеть сделать до отъезда на коп, бегом преодолел дистанцию от кровати до умывальника в ванной комнате. Дел было не то что бы много, но все они были по-своему важны: надо не забыть прибор, проверить батарейки, переодеться во что-то практичное, что не жалко запачкать, нарезать бутерброды, налить в термос чай, взять сигареты и бежать в гараж за машиной. «Вроде ничего не забыл», - думал Миша, активно чистя зубы и одновременно умудряясь разглаживать пятерней взъерошенные подушкой волосы. В стремительном темпе завершив утренние процедуры бодрящим душем, он выскочил из ванны, и, мурлыкая себе под нос мотивчик новой песни Кипелова, заметался по кухне: наливал чайник, резал хлеб и колбасу, сыпал в термос сахар, укладывал все это в пакет на столе. Денёк обещал быть отличным, ведь сегодня они с Ванькой поедут на первый Мишин коп! Погодка за окном затее благоволила, и настроение благодаря этому делалось лучше и лучше с каждой минутой.

Над входной дверью затрезвонил звонок. «Что-то Ванька рановато, договаривались же на 10. Тоже, наверное, не терпится ему!», - улыбнувшись этой мысли, Миша почти вприпрыжку побежал открывать дверь. Звонок выдал новую трель, торопя хозяина открывать. «Иду уже, иду! Слышу!», - крикнул Миша в сторону двери, щелкнул замками и настежь распахнул ее, чтобы встретить Ваньку.

- Вань, мы ж вроде на десять часов… - Миша осекся на полуслове. Ваньки за дверью не было. Зато там был широкоплечий, с фигурой боксера, человек в серой милицейской форме.
- Ой… Здрасьте… - только и смог выдавить из себя Миша.
- Здравия желаю. Капитан Калюжный. Олег Викторович. Ваш участковый. Разрешите войти, – последняя фраза прозвучала из уст человека в форме не как вопрос, а как констатация факта.
- Д-да, конечно, входите. Здравствуйте, Олег Викторович.

Миша знал участкового. Тот заходил к ним, когда еще был жив дед. Приходил нечасто, только для того, чтобы раз в год проверить документы на охотничье ружьё или наличие сейфа. Дед всегда встречал участкового радушной улыбкой и веселым: «Моя милиция меня бережет!», никогда не забывая предложить милиционеру чаю или чего покрепче. Впрочем, Миша не мог припомнить случая, когда участковый соглашался на что-то, кроме чая или кофе.

Тем временем капитан Калюжный уже занял своим крепким боксерским телом добрую половину коридора и сейчас крутил по сторонам мощным, не менее боксерским черепом на короткой шее, оглядывая обстановку глубоко посаженными глазками.

- Да вы проходите! Вот хотя бы на кухню! - опомнился Миша и повел участкового к столу. – Присаживайтесь. Кофе хотите?

Капитан кивнул, постоял, невозмутимо изучил обстановку в кухне, пару секунд уделил разглядыванию пакета со снедью на столе, затем ногой выудил из-под стула табурет и, не забыв оглядеть и его, аккуратно уселся. Хлопнув о столешницу черной кожаной папкой, перевел взгляд серо-стальных глазок на Мишу, чем-то напомнив ему бультерьера.

- Михаил… эээ… отчество и фамилию запамятовал…, - начал Калюжный.
- Светлов Михаил Андреевич, - подсказал Миша, ставя кружку перед участковым.
- Да-да. Вечно фамилии забываю. Извиняюсь за ранний визит, работа, знаете ли.
- Да ничего, я все равно уже не спал. У вас ко мне дело какое-то?

Участковый поморщился, перевел взгляд с Миши на кружку с кофе перед собой и уставился на её содержимое. Миша вдруг почувствовал неловкость: что-то не так с кофе, может муха попала или еще что? И тоже заглянул в кружку, пытаясь разгадать, что именно в ней так заинтересовало милиционера. С кофе всё было в порядке, никакие посторонние предметы не нарушали глади напитка. А участковый уже сосредоточил все свое внимание на черной папке. Пожужжал молнией, откинул клапан папки так, чтобы Миша не видел, что находится внутри, пошелестел там какими-то бумагами, и наконец, видимо найдя нужную, заговорил.

 

Глава 21.

- Так, Цветков, на вас сигнал поступил.
- Светлов я, - поправил Миша.
- Ну да, Светлов. Сигнал на вас поступил. Соседка ваша, Антонина Андреевна Карнаухова, жалуется. Говорит, что дебоширите вы, общественный порядок и покой жильцов подъезда нарушаете, личности к вам всякие ходят. Непорядок.
- Олег Викторович! Да какие личности? Это Ванька ко мне вчера заходил в гости, друг мой. Да вы его знаете – Укропов Иван! – с жаром начал объяснять Миша.
- Вот именно, что знаю. И знаю, что у него уже приводы были. И сигнал этот не первый, кстати. Бдительные граждане просто так жаловаться не станут. Но я тут по другому поводу, не из-за этого Уколова твоего, – участковый резал и рубил воздух кухни короткими тяжелыми фразами.
- Укропова…, - автоматически поправил Миша.

Представитель закона никак не отреагировал на реплику, и вновь погрузился в свою папку, шурша бумагами.
- Так… В поступившем сигнале сообщается, что вы, гражданин Светиков, вчера приобрели миноискатель. Было?
- Было. Вот он. Действительно, вчера купил. Только не миноискатель, а металлодетектор, – Миша метнулся в спальню за прибором и продемонстрировал его Калюжному. Тот даже не взглянул на прибор и уставился на Мишу.
- Вижу. Значит, делаю вывод: данные сигнала подтверждаются. Это что же, закон нарушать планируете, а?
- Почему нарушать? Ничего такого я не планирую. Купил его по случаю, чтобы ездить копать по старине, искать монетки всякие там… А то, что Андреевна вам поди про мины напела, так это все её домыслы, мне эти мины и даром не нужны! Я что, враг себе что ли?

Миша почувствовал, что все больше увязает в этой дурацкой ситуации, когда он вынужден оправдываться за то, чего не совершал и совершать не собирался. Мерзкий трусливый холодок, заползший было под кожу в начале беседы с милиционером, сменялся обидой и злостью на вредную соседку, ни за что ни про что настучавшую на него участковому.

- Ладно-ладно, спокойнее, Светин. Я вас ни в чем не обвиняю. Я здесь, так сказать, с профилактической целью. Чтобы, как говориться, предотвратить совершение возможного преступления, – капитан пошел на попятную и теперь заходил с другой стороны, не очень удачно примеряя личину доброго следователя.
- Какого еще преступления? – закурив и стараясь скрыть растущее внутреннее напряжение, уточнил Миша.
- Не совершенного пока. Но возможного. Хоть и непреднамеренного. Знаете ли вы, гражданин Светлаков, что безобидное, как вам кажется, это ваше копание, в ряде случаев может быть и будет расценено как преступление? А вот этот ваш металлодетектор – как орудие совершения этого самого преступления?
- Н-нет, не знаю, - Миша и вправду не знал. Ему и в голову до этого момента не приходило, что хрупкий электронный прибор может быть оружием. Он же не собирался им никого калечить, в конце концов.
- А незнание, между прочим, не освобождает от ответственности, - назидательно изрёк участковый. – Вот чтобы вы были в курсе, я и пришел. Упредить, так сказать. Чтоб потом кое-кому не было мучительно больно. Вы должны знать, что копать на памятниках исторического наследия запрещено законом. Равно как и на археологических памятниках. Все они охраняются буквой закона и те, кто закон нарушает, наказываются по всей строгости. Этим самым законом. Вот этими своими миноискателями такие несознательные личности разрушают исторически значимые объекты, наносят вред культурному слою. А потом к нам сигналы поступают от археологов и музейных работников, что мы не уследили, не предотвратили, начальство нам по шапке даёт. Это ясно?
- Да… Хотя нет, – в голове Миши роилось огромное количество вопросов, возникших после спича участкового. – А как узнать-то, где памятник или не памятник? Там таблички стоят?

Участковому, судя по тому, как он засопел и уткнулся во внутренности своей черной папки, вопрос не очень понравился.

- Нет, табличек там чаще всего нет. Это не наша обязанность – таблички ставить. А соответствующих министерств и ведомств. Но от ответственности это вас не освобождает. Извольте самостоятельно изучить нормативные акты, навести справки в музее, например, или у археологов. Ваша задача – не лезть туда, куда запрещено, а наша – ловить тех, кто всё же залез. Имейте это в виду, Святкин, - участковый закончил назидать, отодвинул кружку, захлопнул папку и встал.
- Хорошо, Олег Викторович. Буду иметь, - Миша был ошарашен тем, что узнал от участкового.

Оказывается, всё не так просто и безоблачно, как казалось сначала. Он, Миша, еще ничего и выкопать-то не успел, а уже попал в поле зрения служителей закона как потенциальный преступник. Выходит, выехал ты в поле с прибором и лопатой, нашёл какую-нибудь монетку, выкопал ее из земли, а тут тебя под белы рученьки и в кутузку, если вдруг выяснится, что место это – памятник археологии или культурного и исторического наследия! Но несправедливо же получается: табличек нет, указателей нет, предупреждающих надписей тоже нет! Это вон и Калюжный сам признаёт. Пожалуй, действительно надо будет выбрать время и зайти в городской музей, или в библиотеку, почитать, порасспрашивать. К археологам, конечно, правильнее было бы с этими вопросами обратиться, но где этих археологов в Чапыжинске найдешь? Их тут отродясь не бывало.

Раздумывая над услышанным, Миша молча проводил участкового до двери. На пороге Калюжный остановился и не оборачиваясь, бросил:
- И вот еще что. Сигнал я дальше передавать не буду. Укорову своему тоже передай, о чем мы тут с тобой говорили, ему не помешает.
- Укропову. Да, передам. Конечно.

Участковый кивнул, перехватил папку в руку, привычным движением угнездил ее под мышкой, водрузил фуражку на массивный череп и вышел за дверь. Не оборачиваясь и более не говоря ни слова, милиционер степенно, с чувством то ли выполненного долга, то ли собственного превосходства над остальными жителями планеты, зашагал по лестнице вниз, удаляясь по своим милицейским делам. Миша остался на пороге, постоял там еще с минуту, услышал хлопок двери подъезда, и только после того, как затихло эхо, медленно и аккуратно закрыл дверь. Все еще пребывая под тягостным впечатлением и от визита, и от беседы с участковым, Миша побрел на кухню, взял пакет со съестным в одну руку, прибор в другую, бросил ключи от гаража и от машины в карман джинсов. Выйдя из подъезда, нарочно, назло Андреевне бахнул дверью что было сил, и через двор направился в сторону гаражного кооператива.

*эта глава была написана ДО вступления в силу закона в августе 2013.

 

Глава 22.

- Здорово, Михан! Готов?! Во, молодчина! Я уже во всеоружии! Как договаривались, ровно в десять!

Ванька возник за спиной Миши, ковырявшегося под капотом своей «восьмерки» и как раз вставлявшего на место щуп для проверки уровня масла, будто бы из ниоткуда и совершенно неожиданно. Точнее, возник его голос, потому что самого Ваньки Миша не видел, будучи по пояс погруженным в подкапотные недра автомобиля. От неожиданного и жизнерадостного вопля друга Миша дернулся, в результате чего его затылок тут же вошел в плотное соприкосновение с металлом капота.

- Тьфу, блин, Иван! - обернувшись и потирая место ушиба, сердито начал Миша.
- Миха, ну ты чё, аккуратнее же надо! Так и башку разбить недолго. А она тебе в жизни еще пригодится, и не раз, - хохотнул Ванька, подлетая к Мише и энергично тряся его руку в рукопожатии.
- Ага, с тобой пригодится, если не отшибу нафиг. Ты чего как черт из табакерки выскакиваешь и орешь на всю ивановскую дурным голосом? - Миша продолжал сердиться, но досада уже таяла, уходила как утренний туман под напором Ванькиной широкой улыбки и лучистой радостной энергии, исходившей от него.

Ванька и правда весь будто светился и сверкал радостью, то ли от встречи с Мишей, то ли от предвкушения предстоящей поездки, а может быть из-за того и другого вместе. Миша взглянул на товарища и тоже невольно улыбнулся, уж больно забавно выглядел Ванька этим утром: серая бандана с черепами, видавшая виды футболка, безразмерные камуфлированные шорты с множеством карманов и тяжелые, совсем неуместные на тощих Ванькиных ногах «натовские» берцы песчаного цвета. Этакий худосочный сомалийский пират чапыжинского разлива. На спине «пирата» висел здоровенный длинный рюкзак непременного цвета хаки, из раскрытой горловины которого торчали рукояти двух лопат.

- Ладно, Михан, не бычься, я не нарочно. Просто рад тебя видеть! Иду, думаю: «проспал, поди, друг Миха», к гаражу подхожу, а тут ты. Заметь, я даже не обижаюсь, что ты друга пятой точкой встречаешь! – Ванька загоготал, хлопнул Мишу по плечу, и засеменил тяжелыми берцами к багажнику.
- Я рюкзак тебе в багажник кину? Там лопаты, тебе и мне, прибор мой, ну и так, по мелочи всякого, вода и курево. Ты перекусить взял? О, вижу бутеры, ништяк! Я прибор твой поглубже засуну, а то рюкзак не влезает!

Ванькины речитативы приглушенно неслись уже из багажника, где он что-то передвигал, перекладывал, откидывал, чем-то громыхал и шуршал, укладывая свой рюкзак, лопаты и приборы. Миша тем временем закончил возиться с щупом, захлопнул крышку капота, сел в водительское сиденье, подождал, пока Ванька закроет ворота гаража, и завел машину. Его «восьмерка» хоть и была старенькой, но, как пишут в объявлениях о продаже, «в отличном состоянии»: проблем хозяину не доставляла, частых и серьезных ремонтов не требовала, масло не жрала и легко заводилась даже в зимние морозные дни. Миша, как и многие водители, полагал машину существом одушевленным, и потому отвечал её безотказности своим хозяйским отношением, ухаживал за ней серьезно и даже несколько трепетно: заправлял только на проверенных заправках, следил за уровнями жидкостей, частенько мыл и поддерживал чистоту в салоне. «Восьмерка» и в этот раз порадовала хозяина чутким зажиганием и ровным звуком двигателя на холостых оборотах. Ванька повозился немного, устраиваясь на пассажирском сидении рядом с Мишей, приоткрыл окно со своей стороны и, повернув к другу улыбающееся лицо, возвестил:
- Ну, трогай! Мчим навстречу новым приключениям, за несметными сокровищами и кладами!

Миша расхохотался, уж больно точно Ванька озвучил мысли, витавшие в его собственной голове. Впереди был долгий летний день в компании друга, и первые его, Мишины, находки. Подпорченное было визитом участкового настроение стремительно улучшалось, неприятный осадок от утренней беседы истончался и уже не казался громовой черной тучей на горизонте. Дабы развеять тучу окончательно, Миша ткнул кнопку автомагнитолы и включил диск со сборником любимых песен. Слушая Кипелова и во весь голос подпевая «Я свободен, словно птица в небесах. Я свободен, я забыл, что значит страх!», Миша и Ванька выехали из ворот гаражного кооператива и свернули на объездную дорогу, которая вела прямиком за город.

Через пятнадцать минут машина уже пронеслась по мосту через Умойку и выскочила на широкую асфальтированную трассу, ведущую в областной центр. За рекой городской пейзаж тут же сменился бесконечными, желтыми от летней жары полями по обе стороны трассы. Поля уходили вдаль, насколько хватало глаза, и заканчивались где-то далеко, у подножия невысоких отсюда покатых холмов, поросших зеленой травой и лесом. А над всем этим царило по-утреннему синее, еще не выбелившееся от полуденного зноя небо, бескрайнее как океан, слегка дрожащее прозрачным маревом над холмами и совершенно неподвижное в своей высоте. Ни облако, ни туча не нарушали глади этого бездонного и бесконечного океана летнего воздуха, и лишь легкое покачивание трав на полях тревожило спокойствие двух стихий, соединявшихся вдалеке линией холмов.
Миша следил за дорогой, изредка поглядывая то на спидометр, то на окружающий пейзаж. Ванька то крутил головой, рассматривая что-то по сторонам, то вдруг подавался вперед, чуть ли не носом утыкаясь в лобовое стекло и, вперившись взглядом куда-то, рассматривал окрестности. Ремень ему явно мешал, стеснял движения и ограничивал свободу перемещения по переднему сиденью, поэтому Ванька скоро пренебрег правилами дорожного движения и отстегнулся.

- Ваньк, ты чё это? Пристегивайся давай обратно. Не дай Бог, гайцы в засаде ждут, - запротестовал Миша.
- Да не парься, Миха, всё уже, приехали считай. Я поворот смотрю, чтоб не проскочить, иначе разворачиваться придется. Ты помедленней едь. Притормози чуток.

Миша сбросил скорость, и, слегка притормаживая, тоже стал всматриваться вправо, следя за направлением взгляда Ваньки. Невысокие деревца лесопосадки, отделяющей черную ленту трассы от разноцветья полей, поредели и расступились, открывая узкую, накатанную сельскохозяйственной техникой дорогу, уходящую вдаль к холмам.

- Вот он, Миш. Наш поворот. Сворачивай.

 

Глава 23.

Миша свернул, предусмотрительно прижавшись к обочине и сбросив скорость до минимума. Грунтовка после асфальтового покрытия трассы выглядела не слишком презентабельно: разбитая колея, усеянная ямами разных размеров и глубины, вела куда-то сквозь пыльные стебли кукурузы. Дорога эта использовалась явно не часто, и явно не легковыми автомобилями. Миша, понимая, что сейчас им предстоит испытать некоторое количество минут тряски, выключил музыку, оборвав на полуслове Кинчева, который только-только вошел в раж и собирался проорать в припеве своё «Трасса Е-95!», аккуратно, на первой передаче, отправил «восьмерку» на преодоление грунтовки.

Медленно, осторожно, крадучись, машина шла в коридоре из кукурузных стеблей, стараясь не свалиться колесами в глубокую колею и одновременно не угодить в рытвины, выбитые тут и там колесами тяжелой техники. Ванька притих, вцепился в ручку своей двери одной рукой, и в сиденье - другой, сидел молча, вытянув длинную худую шею вперед и стараясь заглянуть чуть ли не под передний бампер. Миша спокойно и уверенно держал руль, легкими и короткими движениями которого он оберегал машину от неприятностей, уготованных полевой дорогой. Минуты тянулись, «восьмерка» медленно, но верно преодолевала метры пути. Только один раз, когда колеи от колес колхозной техники оказались слишком широкими и размытыми, машина брюхом царапнула по грунту.

- Немного осталось, Миха, совсем чуть-чуть, - напряженным шепотом сказал Ванька. – Метров может триста, а дальше будет поляна, и наше урочище.

Будто в подтверждение Ванькиных слов, спустя пару минут кукурузные стебли вдруг поредели и отступили, открыв друзьям широченную и ровную как стол поляну, поросшую с двух сторон березовым лесом, с блеснувшей под солнечными лучами речкой в дальней своей части. Еще дальше, за речкой, начинались холмы, которые друзья видели с трассы. Они уходили ввысь и вдаль, громоздясь один на другой, такие маленькие издалека и такие большие и заросшие путаным подлеском и кустарником вблизи.

- Красотища… - выдохнул Миша.
- Даааа… - протянул Ванька. – Это тебе не Чапыжинск. Вот она, природа-то где! Тут поди и людей-то почти никогда не бывает, кроме разве что трактористов. Туристы сюда не ездят, дорога сам видишь какая. Давай вон туда потихоньку двигай, на край поляны, в тенек. Там машину поставим.

Оставив машину под высокой березой, дававшей приятную тень, Миша и Ванька выбрались из салона и тут же утонули в упругом коконе воздуха, сотканного из миллионов разных запахов и звуков. Запах трав, листвы, разогретой коры деревьев мешался с прохладным ароматом речушки, тяжким духом горячей земли на поле, привкусом прелого сена. Воздух этот был совсем другим, не похожим на тот, который царил в Чапыжинске и даже на его окраине возле Умойки. Тут пахло совсем иначе, как-то по первобытному мощно и сильно, будто земля и природа здесь совсем еще не знали людей и машин, будто цветы, трава и листва отдавали свои запахи щедро и радостно, без остатка, не будучи угнетенными асфальтом, стеклом и бетоном. Даже звуки, и те были другими, не городскими, какими-то вкрадчивыми, древними, существующими всегда и независимо ни от чего. Шелестели листья, шептали деревья, жужжали какие-то жучки, в дремучем кустарнике холмов щелкали и цвиркали птицы, тихонько журчала, переливаясь по каменистому дну, речка. Миша стоял, забыв захлопнуть дверь машины, оглушенный всеми этими запахами, пораженный звуками и тишиной, которые умудрялись тут сосуществовать, быть одновременно, вместе, не враждуя друг с другом, а сливаясь в удивительно гармоничную музыку. Картина, открывшаяся его глазам, была столь непривычна после городских пейзажей, что из головы разом исчезли все мысли: для Миши было только здесь и сейчас, только эти деревья, полупрозрачные листья, простор этой опушки на берегу реки, солнечные зайцы от воды и темно-зеленые спины холмов.

Ванька, что-то насвистывая, уже выгружал из багажника рюкзак и лопаты, одновременно сообщая Мише удивительные для того подробности.

- Тут, Михан, деревня стояла. Прямо вот на этой самой опушке. Основана в 1730 году, было в ней 40 дворов, церковь, постоялый двор. Вот по этому полю, через которое мы с тобой ехали, проходила столбовая дорога, параллельно нынешней трассе. Оживленное место было! Купцы всякие ездили, люд разный, на постой останавливались, в кабаке бухали, ели-отдыхали, всё как положено. Место это уже пару лет бьется, находок тут всегда много было, и после каждой весны опять новые вылазят. Ходить можно везде, от самой речки и до поля. Щас всё сам увидишь. Хватай лопату и прибор, и пошли. Я сначала с тобой похожу, чтобы тебя немного в курс дела ввести, азы объясню, а дальше ты уж сам.

Ванька деловито обошел машину, воткнул свою лопату рядом и поставил прибор так, чтобы катушка стояла на земле, а подлокотник упирался в рукоять лопаты. Конструкция обрела вид разностороннего треугольника и напомнила Мише винтовки красноармейцев, приставленные на привале у костра штыками друг к другу. Взяв Мишину лопату и протянув его прибор, Ванька зашагал от машины в сторону поляны. Миша на ходу включил детектор, взглянул на экран, убедился, что индикатор батарей заполнен полностью, и поспешил за другом.

 

Глава 24.

- Ну, готов? Давай, бери прибор. Рука расслаблена, катушкой не бей, держи на весу, чтоб была на расстоянии пары сантиметров от земли. Вот так. Да. Молодец. – Ванька назидательным тоном давал инструкции, посвящая Мишу в таинства металлопоиска.
– Дай-ка гляну, какие настройки там у тебя. Ага. Вот и первая ошибка. Отключай ты нафиг эту дискриминацию, ходи на «всех металлах». Место тут чистое, советского мусора почти нет, деревенька в самом начале двадцатого века сгинула, в революцию, так что не нужен тебе тут дискриминатор, ты с ним только по глубине терять будешь, а нам этого не надо, - Ванька пробежался по кнопкам на блоке управления, отключая отсечение железа. – Вот, теперь ты будешь слышать всё, что есть в земле. Железо сигналит низким тоном, его не копай, ищи цветные сигналы. Ну, я по ходу тебе подскажу. Давай, иди вперед, и одновременно маши перед собой «клюшкой».

Миша подчинился, двинулся вперед, по привычке делая широкие шаги и невпопад взмахивая прибором. И тут же понял очередную собственную ошибку: в инструкции он читал, что шаги должны быть короткими, торопиться не нужно, иначе между проходами катушки будут большие интервалы, а значит, и пропуски целей. Замедлив шаг и делая теперь шаги медленно и осторожно, Миша наблюдал за траекторией движения катушки, стараясь вести её так, чтобы каждый последующий проход хотя бы на треть перекрывал предыдущий.

- Вооооот, молоток! Всё правильно, - идущий сзади Ванька одобрил Мишину технику. – Не забывай слушать прибор и поглядывать на экран.
- Окей, только ты хотя бы в двух словах объясни, на что внимание обращать. Я ж без понятия, какими звуками разные металлы звучат, на что какие цифры должны быть.
- Конечно, Миха! Не очкуй, подскажу и покажу! Шагай пока. Слышишь вот этот звук? Железо. Чуешь, какой тон низкий? Он нам в настоящий момент не интересен, потому что мы не железо копать приехали, а только полезные цели. Ты просто запоминай, как «черняга» звучит. Ну и цифры на экране тоже, которые ему соответствуют.

Продолжая шагать почти что «гусиным» шагом, Миша размахивал прибором, вслушивался в звуки и поглядывал на экран. Дело казалось нехитрым: «черняга», то есть железо, звучало отчетливо и характерно, низко и хрипло, экран показывал цифры с отрицательными значениями, что тоже, согласно инструкции к детектору, соответствовало железным целям. Еще через несколько шагов прибор вдруг изменил тональность звука на более высокую.

- Стоп! – Ванька отреагировал мгновенно. – Вот, первый цветной сигнальчик у тебя есть, Михан! А ну, води катушкой над ним, слушай и смотри какие цифры у тебя на экране.

Цифры сменились и теперь соответствовали цветному металлу, бронзе или ее сплавам, Миша не помнил точно. Звук при каждой проводке катушки стал четким, отрывистым и высоким. Миша водил катушкой над землей, вслушивался в звук и пытался соотнести момент появления звука с определенным участком поверхности земли, чтобы определить центр цели. Ванька стоял сбоку и наблюдал за манипуляциями, не вмешиваясь, что давало Мише повод думать, что он всё делает правильно. А еще Миша очень волновался. Вовсе не потому, что боялся допустить какую-то ошибку или выглядеть глупым и неопытным перед другом, но потому, что ему стало отчетливо понятно, что вот сейчас, через минуту, он извлечет из земли нечто, сигналящее отчетливым цветным сигналом. Чем окажется это «нечто»? Что это будет? А вдруг монета? Может быть, даже такая, какую показывал ему Ванька. А может быть, что-то иное, но не менее старинное, несущее в себе ауру таинственности прошедших веков. Мысли эти переполняли Мишино воображение, родня его с кладоискателями и искателями сокровищ всех времен и народов.

- Ну что, Михан, определил примерно, где цель? Если место засек, то копай, - сказал Ванька и подошел ближе. – Мало найти цель, надо ее аккуратно выкопать, чтобы при этом не повредить. Ставь штык в отдалении от центра цели, и только под девяносто градусов к земле, иначе, если будешь копать под углом, рискуешь лопатой зацепить цель и испортить ее. Давай, покажу как надо.

Ванька примерился взглядом, упёр лопату и одним движением ноги погрузил штык на две трети в податливую землю. Выдернул, переместился, вновь дважды взрезал землю так, что теперь углубления от лопаты образовали перевернутую букву П или квадрат без одной перекладины, после чего нажал на рукоять, посылая ее вниз, а штык соответственно вверх. Ровный квадратный кусок дерна подался вверх и откинулся, словно крышка ящика на петлях, держась на недокопанной верхней перекладине.

- Видишь, как все просто? Вырезал с трех сторон кусок земли, откинул его вверх, и пусть себе лежит, пока ты цель ищешь. Давай, Миш, сам проверяй ямку и выброшенную землю.

Миша провел катушкой над образовавшей в земле ямой. Прибор не издал ни звука. Значит, цель из земли извлечена и сейчас находится в перевернутом дерне. Новый взмах катушки это подтвердил. Ванька склонился над куском земли из ямы, встав на одно колено, и жестом предложив Мише последовать его примеру. Склонившись и положив прибор рядом с собой, Ванька стал горстью вырывать землю из квадратного куска грунта и махать рукой с зажатой землей перед катушкой. На первую горсть прибор не отозвался, и Ванька отправил землю обратно в ямку, на вторую реакции так же не последовало, и земля отправилась туда же, а вот на третий взмах кулака с зажатой землей детектор вновь отозвался отрывистым звуком, сигнализируя наличие цветного металла.

- Ну вот, Миха, цель эту мы нашли. Она у меня в руке. Теперь никуда уже не денется, - азартно блестя глазами выпалил Ванька и, поднеся сжатый кулак почти к носу, раскрыл пальцы.

На перчатке лежала рыхлая земля, спрессованная Ванькиной рукой и сохранившая очертания его пальцев. Аккуратно и медленно, держа на весу, Ванька пальцами другой руки разровнял горсть по всей площади ладони и Миша, зачарованный этим действом, первым увидел ровные закругленные очертания небольшого инородного предмета.
- Монетка?! – выдохнул Миша.

 

Глава 25.

- Погодь, - Ванька двумя пальцами взял предмет, дунул на него, сдувая налипшую землю, стряхнул землю с ладони в ямку и положил на перчатку нечто круглое с двумя отверстиями в центре.
– Конина, - глядя на темный от времени и земли кругляш, равнодушно изрек Ванька.
- Сам ты конина! С чего это я конина? – возмутился Миша.
- Да не ты, дурья башка, - загоготал приятель. – Эта вот штука – «конина». Ну, копари так называют элементы конской упряжи. Видишь, она на пуговицу похожа? Два отверстия видишь? Вот сюда продевались лямки, ремешки всякие.

Вещица действительно была похожа на пуговицу, такая же выпуклая. Только отверстия были удлиненными, словно и правда предназначенными для продевания внутрь каких-то лямок. Раньше Миша таких «пуговиц» не видел, да и как-то не приходилось ему интересоваться хитростями устройства конской упряжи образца прошлого века.

- И сколько лет этой… конине?
- Сложно сказать, Миха. Но лет сто есть, а может и поболее. Конина вообще часто попадается в местах исчезнувших деревень, раньше ведь лошади были основным видом транспорта. Так что в любом случае это приятная находка. Иной раз, когда сигналов или вовсе нету, или сплошной шмурдяк, ну, мусор то есть, прёт, конину выкопаешь и уже радостно. Хоть и не монета, а всё равно приятно.

Ванька отдал странную пуговицу Мише, и, выпрямившись над ямкой, продолжил, назидательно подняв палец руки:
- А теперь копарьское правило номер один, Михан. Слушай и запоминай. После того, как ты яму вырыл, ты обязан ее закопать. Это негласный копарьский закон. Кто его не соблюдает – тот «свинорой», упырь и вообще вредитель. Поэтому яму надо выкапывать так, чтобы, во-первых, тебе самому было легко ее закопать, а во-вторых, чтобы след от твоей ямы был минимален.

С этими словами Ванька носком берца поддел кусок дерна, лежащий на краю ямки, приподнял его и перевернул. Благодаря тому, что квадрат земли был вырезан только с трех сторон, дерн послушно улегся ровно в то место, откуда был извлечен, снова напомнив Мише крышку захлопнувшегося ящика. Ванька наступил на него, притоптал, пошерудил примятую траву, расправив ее так, что она почти полностью скрыла недавние порезы в земле. Миша с удивлением отметил легкость и точность движений друга, а также то, что после этих нехитрых действий земля на месте ямки приняла почти первоначальный вид, и лишь слегка примятая трава намекала на вмешательство людей с лопатой.

- Круто у тебя получается, - искренне похвалил Ваньку Миша.
- У тебя так же получаться будет, Михан! - отмахнулся Ванька, - Ты только не ленись за собой закапывать. Как бы тебе ни было в лом, но закапывай. Это важно по многим причинам. Ну, сам посуди: накопал ты ям, оставил их как есть, потом местные повели сюда скот пасти, корова в яму ногой угодила, подломила, местным ты считай уже напакостил, а значит, и себе геморрой нажил, потому как в следующий раз они если не тебя, так другого копаря с прибором встретят и люлей навешают. Неприятно? Факт. Или вот нашел ты местечко хабарное, первым туда пришёл, нарыл ям как свинорой последний и уехал в надежде через недельку вернуться и место добить. А другие копари ехали мимо и твои ямы увидали, у всех копарей глаз наметан на них, уж больно они характерные. Так бы они, глядишь, мимо проехали, а теперь нет – раз кто-то копал, значит и хабарок был. И выбьют они твоё место в ноль, пока ты дома сидишь и следующую вылазку на свое хабарное местечко предвкушаешь. Ты потом приехал – а тут уже лунный пейзаж. Обидный вариант? Тоже факт. Ну и третья причина, хоть и не такая веская, как эти две, но все равно причина. Она проста и заключается в трех словах: нехрен разводить срач. Так что, как ни крути, Миха, а от закапывания ямок одна только польза нам, копарям.

Аргументы Ваньки были логичны и ясны. К тому же для себя Миша счел третью причину не менее веской, чем две предыдущих. Поганить красоту конкретно вот этой поляны в Мишином понимании было бы просто кощунством. И тысячу раз прав Ванька: выкопал яму, оставил ты тут, среди этой дремучей природы, след своей лопаты – будь добр если не устранить его совсем, то хотя бы свести к минимуму. И не из-за опасения получения люлей от местных, и даже не спасая хабарное место от других копарей, а просто потому, что ты пришел сюда гостем на короткое время, и негоже гостю вести себя по-свински.

- Все понято. Хорошее правило. Правильное. Двумя руками «за», - подытожил Миша.
- Ну, вот и славно! Ладно, Миха, давай теперь сам, ищи, копай, учись потихоньку, я в сторонке поброжу. Вопросы будут, зови!

Ванька отправился обратно к машине за прибором и лопатой, а Миша, взяв лопату в одну руку, а свою «тёрку» в другую, двинулся дальше, стараясь приучить себя к ритму и интервалу взмахов, одновременно снова прокручивая в голове знания, почерпнутые из инструкции к прибору. Так, помахивая прибором, он шёл по поляне наугад, без какого-то четкого маршрута движения, попутно разглядывая ландшафт и пытаясь разглядеть следы исчезнувшей почти сотню лет назад деревни. Отчетливых следов не наблюдалось. Вся поляна поросла невысокой, не выше ступни, мягкой травой, ровно выщипанной коровами. Не было здесь ни битого кирпича, ни бутылочного стекла, ни железного мусора, одним словом, ничего того, что всегда остается там, где жил современный человек. Может быть, ничего перечисленного тут не было по той причине, что деревня эта, по словам Ваньки, перестала существовать в самом начале прошлого века, и потому социализм и индустриализация не успели пройтись по этим местам своей стопой и оставить след из железного и бутылочного мусора.

В воображении Миша пытался воссоздать картину того, как выглядело это место, когда было заселено людьми. Глядя по сторонам, он расставлял воображением домики, пристраивал к ним сараи и бани, отгораживал огороды, протягивал улицы, на возвышении поодаль внутренним взглядом возвел церквушку, нарисовал перед ней небольшую площадь, в отдалении разместил погост. В Мишиных мыслях деревня оживала: вот зазвучал колокол, люди потянулись к церкви, вот по воображаемой дороге зашагала лошадь, везущая повозку с крестьянином в ней, вон там деревенские бабы собрались у колодца и судачат о своём. Чем жили эти люди, о чем они думали, о каком будущем мечтали? Счастливы ли они были здесь, на этой земле? Во что верили, о чем тревожились, чему радовались?